Герхард фон Риттер
|
|
Месть это блюдо, которое едят холодным |
Вы желаете, чтобы я рассказал вам о себе? Не думаю, что это доставит вам удовольствие, но извольте. Я, как вы, полагаю, догадываетесь, не самых простых кровей. Старший из четверых детей Райнхардта и Иды фон Риттер, во всех отношениях благополучное и счастливое детство, под крылом любящих родителей и в окружении подрастающих братьев и сестры, чем не идиллия. Гувернантки и гувернеры с семи лет, хорошее домашнее образование, от языков до музыки... как же, статус ведь обязывает, не так ли? Да еще и неожиданная вишенка на торте - пробуждение магического дара, у меня единственного во всей семье, да еще буквально за несколько месяцев до четырнадцатилетия, когда никто и близко не мог подобного ожидать. Вы спрашиваете, как это произошло? Да я, признаться, и сам не знаю. Мы были в саду, сестренка, совсем еще крошка, лет шести, таскалась хвостиком за матерью, обрезавшей розы, а мы с братьями только что похоронили умершего кота за грядой рододендронов, как вдруг земля на свежей могилке начала рассыпаться. Гувернер, бывший с нами, и изображавший светлого брата, заметил это, и в восторге от увиденного, сообщил обо всем отцу. Тот был изумлен и обрадован - у одного из его сыновей обнаружилась Искра! Не знали, правда, у которого, но за этим дело не стало. Пригласили Смотрящего, тот определил, что Искра, как ни странно, проснулась именно у меня, и, после долженствующего семейного торжества меня и отправили в Верейн. В Академии мне понравилось, хотя я совершенно не представлял, что есть Дар, к чему он у меня, и как надо им управлять. О, разумеется меня провели через множество проверок, но как проверить то, что пока еще само не осознает себя. Преподаватели не были единодушны, но большинство из Совета решило, что дар мой успешнее всего следует развивать в школе Земли, и так, я был определен в обучение.
И тут все пошло не так. О нет, я, конечно терпел и занудную скуку, и пространные лекции, педантично записывал и изучал все, что полагалось, скрупулезно изучал техники контроля.... Но вот самое печальное состояло в том, что контролировать, собственно, было почти нечего! Мне решительно не удавалось почти ничего, что вменялось к умению по профильному предмету. Даже хуже! Временами все получалось превосходно, там, где наставник требовал вызвать простое движение земли, мне временами удавалось вызвать практически фонтан ее, словно нечто буквально выбрасывало ее вверх. Но, куда чаще - не получалось вообще ничего. Сейчас-то я понимаю, что эпизоды моих удач основывались исключительно на случайностях. Например, если практическое занятие проходило в том уголке парка, в котором Морре ведомо сколько веков лежали, скажем кости давно издохшей там крысы. Эти-то кости и шевелились внутри, отвечая на мой зов, и выбрасывая наружу землю, но сами так и не показывались, поскольку я, не развивая свой дар в нужном направлении, просто не знал, к чему конкретно взываю в слое красноватой верейнской почвы. Но тогда я этого не понимал, и мало-помалу начинал считать себя бездарностью. Хуже того, к этому выводу начали приходить и наставники. Общеобразовательные дисциплины удавались мне вполне, но в том, что касалось профиля Школы - даже едва пробудившие искру, настоящие дети, восьми или девяти лет, были на редких, в те начальные годы, практических занятиях на две, на три головы выше меня, тогда уже шестнадцатилетнего! И, да, надо мной смеялись. Смеялись безжалостно. Но пока это делали лишь мои сокурсники разных возрастов - я терпел. Не так я был воспитан, чтобы выказывать на людях свои горести, и уж, тем паче, демонстрировать что меня уязвляют насмешки. Но когда преподаватель позволил себе высказать нечто подобное в присутствии всего курса, и во всеуслышание привел в пример меня, как обладателя слабейшей Искры из всех, кого ему довелось встречать... О, я стерпел бы и это, если бы он не завершил свое выступление откровенной насмешкой, относительно перспектив будущего трудоустройства такой никчемности как я. Я смогу экономить время и силы могильщикам, сказал он. Моих убогих способностей на это как раз должно хватить, а значит, и у меня будет надежный кусок хлеба. Каково? Я швырнул книгу ему в голову, и до сих пор доволен тем, что попал. Рассек этому горе-остроумцу лоб и бровь, и почувствовал удовлетворение, видя как кровь заливает его физиономию.
Разумеется, я вылетел из Академии со свистом. Как пробка из бутыли с игристым вином. С позором и нотациями, лицемерными утешениями в том, что искра моя так слаба, что все равно ничего бы не получилось. И еще....
Еще был Гаситель.
О, разумеется, его надели на меня не в наказание. В конце концов я съездил в лицо наставника книгой, а не поднятым магией камнем. И не потому, что рассмотрели во мне адепта запретной школы. Маг разума долго гипнотизировал меня взглядом, но что он мог прочесть в моей голове, когда я сам не знал ничего о своем даре, и искренне полагал, что мне просто достался никуда не годный ошметок вместо Искры. Будь это кара - я бы перенес ее с гордостью! Нет. Все было гораздо хуже, и унизительнее. Его надели на меня для отстрастки. В качестве дисциплинарной меры, понимаете ли вы, что это означает? Раз я никуда не годный маг, непригодный для учебы, то к чему было давить даже то малое, что я имел. Но нет! Я должен был запомнить, зарубить на носу и прочих частях тела, что меня ждет, если я хоть когда-нибудь воспользуюсь магией, которой я, недоучка, оказался недостоин. Вот так. Вы понимаете? Из рассудочных, я бы сказал, профилактических побуждений меня обрекли на худший кошмар в моей жизни.
Год. Морра, целый год я прожил, ощущая себя бесполезным куском коровьего навоза!
И это - в шестнадцать лет! После детства, полного радости и надежд, после воодушевления и гордости за меня моих родителей. Я вернулся к ним, как опущенный в сточную канаву, неся за собой шлейф позора, насмешек, лицемерного сочувствия, и не способный ни на что больше! Сочтя меня бездарностью, они предпочли попросту аккуратно сломать меня, и выбросить за ненадобностью. И моя семья, семья, которую из Верейна я вспоминал любящей и дружной - встретила меня таким ледяным разочарованием, что, не будь я погашен - земля бы разверзлась у меня под ногами, чтобы поглотить, как бы плохо я ни владел ею.
Но я был погашен. И почти весь год жил, ежедневно видя на себе разочарованные взгляды, слыша временами разговоры родителей, вроде "ну и что нам теперь с ним делать?" когда они пытались спланировать мое будущее. Будущее! Смешно! Какое будущее ждет того, кто во всеуслышание был опозорен и изгнан, объявлен несостоятельным. Кто взял бы меня на службу? Разве что и вправду могильщики? А вдруг я и там бы не пригодился. Или на гражданскую службу? В какое-нибудь заштатное ведомство по императорскому учету лакокрасочных средств для союза плотников и маляров? Меня, наследника фон Риттеров?! Впрочем, я уже не был ребенком, и понимал, что наследником мне не бывать. И места никакого в жизни не найти. В шестнадцать лет, слышите, вы? Я пришел к последней крайности, и понял, что даже родители мои получат лишь облегчение, если я попросту исчезну, и перестану осложнять им жизнь своим существованием и необходимостью как-то с этим существованием считаться.
Клянусь когтями мрака, я уже готов был закончить это существование, в котором не осталось и не предвиделось ничего. Но лишь каким-то наитием заставил себя подождать до конца года. И тогда... О, тогда я ощутил в себе уже не Искру а пожар. Какое-то черное пламя, которое ворочалось, не находя себе места и приложения, выпивало из меня силы и дарило другие. Я заговорил о новой возможности обучения. Уже не у нас, а в Миоке. И я знаю, что родители вполне могли бы позволить мне такое образование. Но в их глазах я увидел недоверие, сожаление и твердую уверенность. К чему тратить деньги, если результат известен заранее. Мать, впрочем, пыталась подсластить пилюлю. Говорила - это все ради меня же, чтобы меня не травмировала новая неудача. О нет, мама. Недоверие, презрение, неверие в меня, разочарование, снова и снова, каждый день, которого вы не скрывали ни единого моррова дня за этот год! Если я сумел пережевать и проглотить даже это унижение - то смогу переварить что угодно, вот в чем я был уверен. И отправился в Миок сам. Кое-какие средства из былых родительских щедрот на мое содержание все-таки у меня оставались. Оставались их подарки, некоторые из которых (часы, например) вполне можно было продать. Я собрал все, что принадлежало лично мне, и ушел сам.
Что? Вы спрашиваете, как я добрался до Итерии? Как ни странно, вполне благополучно. Я был весьма хорош собой в ранней юности, и мне стоило только постучать в дверь какого-то дома, и честно, очень вежливо попросить ужина и ночлега, рассказав о бесприютности моего долгого пути - как непременно получал и то и другое. Меня соглашались подвезти возчики подвод и кучера дилижансов, более того, однажды я провел ночь с женщиной, попросившись на ночлег в ее дом, и, клянусь Моррой, это она пробралась ко мне в ту постель, в которой так заботливо разрешила улечься. Что ж, мне не на что жаловаться, я ведь еще и денег от нее немного получил на дорогу. Так что почти единственным, кому мне пришлось заплатить - оказался капитан тяжеловесной барки, отплывавший в Сейн. Странствовать по Кьерсу со вновь пробудившейся Искрой было бы неосмотрительно.
Так я и добрался до Миока и там... о, там мой Дар вспыхнул всесжигающим пламенем.
Я оказался вовсе не бесталанным обрывком, в котором Искра явно оказалась по недоразумению природы, о нет. Просто моя Искра тлела и почти гасла из-за того, что развивали мне ее в неверном направлении. В Миоке же, в благословенных стенах Лунного круга, куда меня приняли бесплатно, разрешив выплатить стоимость обучения после его завершения, когда найду работу - мои способности расцвели так, что мне и не снилось.
И вы не представляете, как рьяно я учился. Некромантов никогда не бывало много, и среди моих новых сокурсников оказался лишь один, перешедший с общего обучения на Костяной факультет. Наставником оказался сухой, желчный старик, которого я возненавидел с первого же занятия, но не позволил себе ни единого писка протеста, хотя его методы весьма смахивали на издевательство, а эксплуатация далеко выходила за рамки обучения предмету. Все время учебы я пребывал, практически, в рабстве, выполняя буквально все, включая мытье полов или вынос ночных горшков за нами троими. О, как я ненавидел этого сукина сына! Но молчал, терпел, работал как каторжный. Мои сверстники во всем мире радовались жизни, находили возлюбленных, познавали нехитрые радости посиделок в трактирах, прогулок при луне, ссор, драк, безудержного веселья. Они жили, а я работал. Над каждой деталью, над каждой мелочью я корпел не поднимая головы. От холода и сырости склепов у меня ломило зубы и кости, вонь разложения въелась, кажется, в самый мозг, но даже краткую прогулку с целью просто развеяться, я не позволял себе ни разу за все время обучения. Росло мое мастерство, а вместе с ним, в стенах Костяной башни Лунного круга лелеялось, росло и терпеливо взращивалось и древо моей ненависти к тем, кто вышвырнул меня за борт, списал со счетов, травил насмешками и сочувствием, и практически погубил всю мою юность и молодость, утопил самые светлые годы в горечи и бессмысленности. Древо росло, заняло все мое сердце, не оставив места ничему другому. Мое желание разделаться, отомстить, зубами выгрызть у всех, кто меня унижал слезное сожаление о содеянном. Оно выросло так, что я практически стал неспособен желать чего-то иного в жизни.
Возможно, это было началом помешательства. Идеей-фикс. Манией. Как ни назови. Но я чувствовал, как ест меня это чувство, и понимал, что мне не будет жизни, пока я, наконец, не отомщу. Не напою всласть мое алчущее древо долгой и полноценной местью. Чего бы это мне ни стоило. Только тогда, я чувствую это и сейчас, я возможно смогу жить по-настоящему. Чего-то хотеть, чему-то радоваться, просто - жить. Вновь понять что такое счастье.
Я должен отомстить. Но уехать сразу по окончании обучения не вышло. Пришлось мне идти на службу, и откладывать три четверти жалованья, чтобы оплатить свой долг за обучение в Лунном круге. На это ушло много лет, пока, наконец, он не был выплачен сполна.
Что ж. Пора избавляться от моего внутреннего пожирателя. Пора накормить его. И я накормлю.
Что? Вы спрашиваете, каким образом я собираюсь исчезнуть из Итерии? О, разумеется, никто не отпустит меня отсюда, да еще в Эренхаст. Спрашиваете, как я собираюсь вообще добраться до столицы, тогда как Смотрящими нашпигована вся страна, и любой из них распознает во мне мага, и вместо кольца разрешенных школ обнаружив мое, или же не найдя никакого - будет иметь право на месте пустить мне пулю в лоб. О, я достаточно подготовился к этому путешествию.
Я вступил в культ Морры. Здесь, в Итерии. Уже давно, и, разумеется, в абсолютной тайне, даже большинство рядовых членов его никогда не видели моего лица. Они и помогут мне пробраться незамеченным. Дети Темной матери давно научились выживать в той травле, которую Империя устраивает тем, кто не похож на остальных, а значит, какое-то время выживу и я. Меня уже ждут в Эргентвере единомышленники, сподвижники, и убежище на первое время, а больше мне ничего не надо.
Дело за малым. В первую же поездку морем, когда меня в очередной раз отправят с отрядом на один из островков близ Южного побережья - корабль потерпит крушение. О, я прекрасно знаю как это устроить. Я умру для Итерии. Ни один, даже самый въедливый из Созерцателей не заподозрит ничего подозрительного в том, что не будет найдено моего тела. Да, как знать, найдут ли вообще хоть кого-нибудь? Море жадно и танцы ветров с течениями непредсказуемы.
P.S. Поистине, Властительница Тьмы благосклонна ко мне. Только что получил извещение о том, что мне надлежит прибыть в порт Наэр, для участия в экспедиции на дальние северо-западные острова. Вот и случай, которого я ждал.
Я возвращаюсь!
Возвращается уже не тот мальчишка, который жил ощущая сбея бесполезным куском дерьма. Возвращается некромант, в котором Искра пылает как костер из хлопка, и знания копились многими годами нечеловеческого в своем упорстве труда.
Возвращается, чтобы мстить тому миру, что сломал и опоганил мне жизнь. И я буду мстить, пока дышу, потому что больше в этом мире мне не досталось ничего.
Мстить Смотрящим, Верейну, магам, церкви. Всем тем, кто вышвырнул меня на помойку и жил счастливо, пока я подыхал, завывая от тоски и ненужности.
Даже братьям и сестре, не потрудившимся ни разу ответить на письма, которые я слал им в слабой надежде вновь почувствовать себя нужным и любимым. Ни единым словом после первого и единственного - ты довершил наш позор, подавшись в это мерзкое занятие, ты недостоин нашего имени, не смей впредь считать себя членом нашей семьи.... Сколько же презрения было в этой писульке. Я не сразу понял, что такая удобная возможность презирать и отторгнуть меня из-за моего Дара оказалась весьма кстати, чтобы попросту присвоить себе наследство наших родителей, на которое я, между прочим, имел право первородства. Какая ирония. Что ж, вам предстоит убедиться - насколько мерзким было это самое занятие. И не только вам. Всем, кому только смогу. Моя жизнь не удалась, и мне незачем дорожить ею, но, да будет мне свидетельницей Темная владычица - я отплачу за все.
Худощав, жилист, подвижен. Хорошо видит в темноте, но почти не различает запахов. Неразговорчив, неглуп и весьма проницателен. К людям относится, по большей частью, как к инструментам, и умеет ими пользоваться. Неплохой психолог и талантливый манипулятор. Скрытен и подозрителен, предпочитает больше слушать и смотреть, чем говорить. Целеустремлен и жаден до знаний, изыскивает любую возможность их пополнить, и впитывает информацию как губка. Не испытывает доверия ни к чему на свете обладает великолепной памятью и не умеет прощать.
Сильный маг с яркой Искрой. В работе педантичен, строго дозирует силу, но способен и выложиться полностью, если видит том необходимость. Умеет ездить верхом, хорошо плавает, навыки выживания на минимально достаточном уровне. Фехтованием не владеет совсем, знает как стрелять из огнестрельного оружия, но особой меткостью не отличается, зато виртуозно владеет ножом.
Набор инструментов и реактивов для ритуалов, собственноручно составленный за время учебы толстенный гримуар в котором собрано все, что счел для себя полезным, два острейших ножа - широкий кинжалообразный и узкий как стилет, на шее на шнурке украшение в виде хрустальной капли (на самом деле - это крошечный фиал с ядом шая), на пальце левой руки - гладкое белое костяное кольцо.
Планы на игру: Играть. Мстить всему, что шевелится. Империи, Серому Легиону и церкви - во славу Морры и во имя собственной ненависти. Узнать способен ли на внутреннюю эволюцию и сторонние чувства/дела.
Участие в сюжете: Хотелось бы, если пригожусь.
Связь: передана.
- О, я начинаю чувствовать себя действительно мифическим персонажем, раз мне помогает облачиться столь юная и прекрасная дева - полу-ехидно, полу-насмешливо прокомментировал Воронов, поворачиваясь к ней спиной и слегка отклоняясь назад, чтобы ей было сподручнее набросить плащ ему на плечи. А потом выпрямился, защелкнул застежку у горла, старательно нахмурился изобразив жесткий с прищуром взгляд исподлобья и резко повернулся к ней на каблуках, отчего плащ описал полукруг за его спиной, словно взметнувшиеся крылья.
- Что же вы, госпожа моя... -свистящий шепот под стать впившемуся в нее взгляду прорезал тишину - Не боитесь? В пустом доме... Наедине с порождением ночи...Даже зная, что все это - игра, она не смогла не вздрогнуть. И когда отвечала, испуг в ее голосе была не совсем наигранным, хотя в то же самое время ей было невероятно интересно... а еще немного тревожно, но приятно-тревожно. Она впервые в жизни испытывала столь противоречивые чувства одновременно...
Несколько шагов назад - и она уперлась спиной в стену. Глаза большие и перепуганные. А глубоко внутри дрожит смех... и восхищение тем, как быстро он перевоплотился в Вампира...
- Вы... в самом деле порождение ночи, мой господин? Но что же Вам нужно от бедной девушки? Вы ведь не сделаете мне ничего плохого, правда?
- Я? В самом деле.... кто я? - шаг, другой следом за отступающей девушкой, не отводя от ее глаз сощуренного отблескивающего колеблющимся светом свечей взгляда. Он остановился перед ней чуть ли не вплотную и выпрямившись во весь рост протянул к ней руку, в кои-то веки без перчаток, мягко коснулся кончиками пальцев ее щеки, провел чуть жестче ребром указательного пальца по линии нижней челюсти от уха до подбородка, с таким нажимом что поневоле вынуждал ее поднять голову, и смотреть себе в глаза, и удерживая ее лицо двумя пальцами за подбородок запрокинутым кверху склонился вбок к самому уху, медленно и раздельно шепча - Совсем... ничего... плохого... Но меня мучит жажда...
Только когда он прикоснулся к ней - вначале слегка, а потом почти требовательно - она поняла, что, оказывается, мечтала об этом уже давно. Насколько давно, она не знала, но это сейчас было неважным. Совсем недавно ей было холодно - теперь же стало жарко. Воздуха внезапно стало так мало... приходилось дышать гораздо чаще обычного... Его шепот опалил ее ухо...
Нельзя, нужно сдержаться, нельзя... - была последняя здравая мысль. Она честно пыталась удержать свою руку, нежно скользнувшую по его руке... и вторую, пробравшуюся в его волосы и перебирающую их. Дыхание контролировать и вовсе было невозможно, оно стало глубоким и таким громким...
- Ну тогда... мне ничего не остается, как удовлетворить Вашу жажду, мой господин... - она не играла больше. Она уже отказывалась понимать, что с ней творится, но где-то в глубине души чувствовала, что то, что происходит - оно и есть самое правильное и настоящее.- Вот как.... - он склонился еще ниже, шепча в самое ухо, все тем же свистящим шепотом, но уже с озорными, заплясавшими какой-то бесовский танец искорками в глазах - Ну тогда... напомните мне - куда я задевал свои вставные клыки?
.
Отредактировано Герхард фон Риттер (2020-11-12 00:45:24)