Общаться с кем-то Найдхард не хотел. У него абсолютно не было желания с кем-то встречаться, потому что каждый человек считал своим священным долгом спросить, как Найдхард себя чувствует, а если вопрос не был озвучен, то на него точно смотрели со всепоглощающей жалостью, будто он был выброшенной под дождь собакой, голодной и облезлой. Ни жалости, ни сочувствия не хотелось.
Некоторое время Найдхард уверял себя, что все в порядке. Конечно, были кошмары, в которых он видел мертвую команду, а ноги болели так сильно, что в дождь он мог уснуть только после опиатов. Но он был все еще жив, со всеми конечностями, путь и прилично побитыми после аварии, был в здравом уме и трезвой памяти. Ему даже было не так много лет, чтобы опустить руки. И уж точно никто не закрывал ему небо огромным железным занавесом, запрещая поднимать вверх. Потом, спустя время, он поднимется, нужно было только залечить все раны.
Опираясь на трость и внутренне напрягаясь каждый раз, когда колени начинало ломить ровно через каждый третий шаг, Найдхард двигался по улице. Шел он медленно - брусчатка, которой были выложены дороги, не была сейчас его союзницей, невысокие каблуки порой скользили, попадая в стыки между камнями. Раньше Найдхард не думал, что для того, чтобы преодолеть путь, надо прикладывать множество усилий.
Он не хотел ни с кем говорить, не желал жаловаться, но прекрасно знал, что после таких происшествий, как у него, обязательно нужно поговорить с магом разума. Ему даже дали направление, которое теперь шуршало во внутреннем кармане редингота. Вряд ли оно по-настоящему требовалось тому, кто будет лезть в его голову и читать все, как открытую книгу, но Найдхард все же взял бумагу с собой, потому что считал, что так будет правильней.
Да и шел он, что уж там, потому так было правильно и нужно. Не ему нужно, кому-то сверху, но кто такой Найдхард, чтобы обсуждать приказы, которые ему давались? В его представлении все было очень просто: говорят - делай.
Невысокие ступеньки, чтобы взобраться на крыльцо, Найдхард преодолевал очень медленно, вдумчиво и осторожно, не желая причинять себе еще больше боли и неудобств. Сейчас он ненавидел собственное тело, каждый день делал все, чтобы быстрее прийти в форму - и все время думал, что недостаточно старается.
Ему нужно было вернуться в небо как можно скорее. Возможно, восстановить "Стальной" уже не получится, но есть еще дирижабли, и Найдхард сможет их пилотировать.
Его встретили, предложили раздеться. Найдхард достал направление, чтобы его показать, потому что не знал, кому именно нужно показывать подобные документы. Молодая леди в аккуратной шляпке мягко улыбнулась и сообщила, что в этом нет необходимости, на что Найдхард кивнул. Он не выпустил бумагу из рук, не спрятал во внутренний карман редингота, который, испытывая неловкость, передал женщине, хотя был научен тому, что не за ним должны ухаживать дамы, а он за ними.
Когда его проводили к двери, Найдхард был готов сообщить, что передумал и отказывается от приема: все, абсолютно все казалось ему неловким. Вот только мужчины не сдаются.
Открыв дверь, Найдхард ожидал увидеть перед собой мужчину, но, когда внутри оказалась женщина, вздохнул почти с досадой: отказывать женщинам и закрываться от них было гораздо сложнее.
- Найдхард Эбель, капитан первого ранга ВВСИ, прибыл по распоряжению адмирала, - привычно поздоровался Найдхард. Опомнился, что перед ним не военная, не сразу, слегка поклонился, а когда выпрямился, окинул взглядом комнату, отмечая первым делом кошку, даже не заинтересовавшуюся появлением чужака.

Отредактировано Найдхард Эбель (2020-07-08 17:15:06)

Найдхард стоял, сложив руки за спиной и держа в сцепленных в замок руках трость. Он держал спину прямо, не сгибался, даже не опускал плечи.
Ему не хотелось долго ждать, он вообще не любил ожидание. Конечно, Найдхард знал, что мужчине неприлично торопиться и уж тем более кого-то поторапливать, это не красило никого, аж уж тем более военного, который должен уметь ждать и не дергаться, когда это не требуется. Ему не хотелось посрамить своих учителей и командиров, вложивших так много в процесс воспитания, но...
Но сейчас хотелось поторопиться. Это как сорвать бинт с раны - нужно действовать четко и уверенно, иначе можно провозиться очень и очень долго. Зачем терпеть боль слишком долго, если можно пережить ее только один раз?
- Спасибо, госпожа Ленгэ.
Найдхард понятия не имел, есть ли у женщины звания, титулы или что-то еще, а сейчас был слишком занят собой, чтобы старательно выискивать в ее облике знаки отличия, которые могут дать подсказку. Он был вынужден выбрать нечто среднее между всем и сразу, надеялся, что это не оскорбит Конраду.
Он прошел к одному из кресел, медленно опустился, стараясь двигаться очень плавно и аккуратно. Хотелось вытянуть ноги, чтобы дать коленям расслабиться, вот только по этикету не полагалось. Пристроив рядом с собой трость, Найдхард постарался как можно незаметней потереть бедро и разогнать кровь в правой, самой проблемной ноге. Сросшиеся кости не приносили нормального облегчения, какое должно было наступить после полного выздоровления.
Найдхард надеялся, что наступит. Он чувствовал себя немощным, и это ему не нравилось.
- Я не хочу отнимать ваше время, - произнес он после недолгой заминки и разглядывания чашек. - Меня прислали к вам не для того, чтобы я мялся и просил дать мне время, поэтому лучше приступить сразу. Это долг нас обоих.
И все же ему отчаянно не хотелось пускать кого бы то ни было в собственную голову. То и дело посматривая на чашки и задаваясь вопросом, зачем же в процессе работы нужно пить чай и о чем говорить с Конрадой, если она не хочет насильно ковыряться в его мыслях.
Найдхард нервничал, стараясь того не показывать, убеждал себя, что отлично контролирует собственное тело и эмоции, но мелкие движения его выдавали.

Найдхард у зубодеров никогда не бывал - как-то повезло. Зато он знал, насколько болезненны бывают раны, как минимум потому что сам совсем недавно пережил множество из них, даже не успев до конца восстановиться. Случалось так, что дирижабли подбивали, но это было редкостью, поэтому ситуация со "Стальным" оказалось достаточно необычной.
- Благодарю вас за столь высокую оценку, госпожа Ленгэ.
Он слушал, все-таки пододвинув чашку поближе. Пить не брался, просто смотрел на чай, признаваясь себе, что проницательный взгляд женщины воспринимался им довольно тяжело, притом адекватных причин у этого не было. Ему, конечно же, хотелось облегчить работу Ленгэ, вот только он не представлял, как именно можно это сделать. Проблема Найдхарда была в том, что он никому толком не доверял: мог выполнять приказы и распоряжения, был тем, кто согласен помочь во множестве вопросов, а научиться доверять в своем возрасте так и не смог. Ничего плохого он в этом не видел.
- Я и так помню этот момент, - ровным голосом сообщил Найдхард, коснувшись пальцами края стола. - Он постоянно приходит ко мне во снах, я переживаю его заново практически каждую ночь.
Ленгэ хотела посмотреть на это? Рейно, он понимал, что маги разума вынуждены заглядывать в чужие воспоминания вне их желания, но Найдхард никому не пожелал бы увидеть такое количество мертвых или искалеченных людей. И если смотреть на все с его стороны, не испытает ли Ленгэ ту боль, которую он испытывал тогда?
Впрочем, в сознании Найдхард тогда был не так уж долго, слишком силен оказался болевой шок.
- Мне не кажется, что на это стоит смотреть, - все-таки сказал он. - Зрелище не из приятных.
Как минимум. Как максимум - такое, которое заставит содрогнуться даже подготовленного человека.
Найдхард помнил, как перед ним лежал один из его команды, совсем еще мальчишка, с развороченной грудной клеткой, а ребра торчали наружу. Самым страшным было то, что мальчишка был еще жив какие-то пять минут, но все, кто был на тот момент в сознании, понимали, что помочь ему не получится.

Найдхард не хотел вспоминать. Ему не нравилась перспектива оказаться оглушенным старыми душевными ранами, не хотелось погружаться в то, что приходило к нему в кошмарах, с головой. Да, Найдхард точно знал, что со всем справился, даже был уверен, что никаких острых эмоций все не вызовет, потому что он будет вспоминать самостоятельно - и все же.
Он протянул Ленгэ руку ладонью вниз - совершенно глупая защитная реакция, которая, конечно бы, никак не помогла, и все же бороться с собой оказалось сложнее, чем в повседневной жизни: здесь предполагалось, что ему предстоит быть беззащитным и открытым. Найдхард все еще не хотел все этого процесса и радовался тому, что не имел искры, поэтому не мог выставить даже подобие барьера, свободно защитить от чужого проникновения в голову.
Да и, право слово, уже все обсудили.
- Это было третьего... нет, четвертого декабря тысяча восемьсот третьего года. Это была ночь, едва перевалило за полночь, был мороз, но снег не шел.
Найдхард помнил это не из-за того, что запоминал погодные условия: в снегопад дирижабль никуда бы не отправился, штормовой ветер тоже мог стать проблемой. Да и когда обломки "Стального" лежали на земле, а люди стонали от ужаса и боли, постепенно сдаваясь смерти, никого не заваливало снегом.
Зато он помнил, что под ногами было месиво, снег казался талым, был ужасно грязным - должно быть, тогда пошла оттепель или, может, морозы не успели ударить. Он не знал. Найдхард интересовался погодой только для того, чтобы понять, можно ли лететь.
Зато память о снеге, на котором он сам лежал животом, потянула за собой все остальное: торчавшую посеревшую от холода траву, какие-то комья земли, за которые хватался, когда пытался встать, а они просто оставались в руках и разламывались от напряжения в пальцах.
Шумно втянув воздух, Найдхард нахмурился.
То, что он вспоминал, ему совершенно не нравилось.
Допускать в это все Ленгэ и показывать ей переломанных людей было дико. Но он все равно их видел - так, будто все произошло буквально вчера.

Стыд? Найдхард не знал, он бы назвал это иначе. Он молчал, подбирая нужное слово, потому что это не могло в полной мере описать все то, что он чувствовал из-за произошедшего.
- Нет, - медленно протянул Надхард, когда стало понятно, что описания всему этому нет.
Ему было жаль, что из-за него погибли все эти люди, что он не мог им помочь. Было страшно смотреть на искалеченные тела молодых мальчишек - сам себя он тогда считал уже старым, хотя бы умудренным опытом. И из-за него, мудрого и на все способного, погибали люди, да и не на войне, а так, после встречи с проклятыми Моррой пиратами.
- Мне совестно, что я недоглядел, - это было ближе к делу, хоть и все равно было не тем. То, что говорил Найдхард, можно было назвать синонимом стыда, просто он подобрал иные слова, которые были ближе ему самому. Стыд, как казалось, нужно испытывать тогда, когда допускаешь мелкую оплошность, может, например, когда штаны падают, а ты находишься посреди многолюдной площади.
Когда из-за тебя умирают, это точно не оно. Не стыд.
- Я чувствую себя виноватым в произошедшем.
Это было еще ближе к делу.
Найдхард медленно выдохнул, наконец-то раскопав в себе нужное определение.
Вина жила в нем до сих пор, не угасала с течением времени, потому что сам он считал, что человек не может чувствовать себя хорошо, если допустил гибель половины своей команды. Он был виноват даже перед Ленгэ за то, что заставил ее на все это смотреть, копаться в его голове и разбираться с последствиями произошедшего. Ему не нравилось быть слабым, но вина делала Найдхарда практически беспомощным.

Найдхард не знал, что мог бы сделать, но, конечно, придумал множество вариантов. Он и до этого их рассматривал, точно зная, что не может быть уверенным, что один из вариантов действительно подойдет и не приведет к еще большей катастрофе - например, к гибели вообще всей команды.
- Возможно, если бы я отправил дирижабль раньше или позже, ничего бы не случилось, - сказал Найдхард.
Но тогда он не настаивал на времени, когда они отвязали тросы, чтобы отправиться в путь, у них было собственное расписание, которому они четко следовали. Найдхард делал все по уставу. И что теперь? Теперь он хромал, сидел рядом с магом разума, пуская ее себе в голову, пытался разобрать в себе. Ничего, словом, хорошего.
- Или я мог приказать убрать дирижабль с линии огня, но замешкался.
Это тоже не было правдой. Найдхард не помнил, чтобы он где-то действовал медленнее положенного, он был уверен, что командовал быстро и четко, но сейчас, спустя время, считал, что тогда был беспомощней новорожденного котенка. Ведь кто-то же был виноват в катастрофе, а раз он был капитаном, то это точно в первую очередь вина Найдхарда, что ему не удалось сохранить жизни всех членов команды. Да, пираты, напавшие на них, тоже сыграли свою роль, но не настолько, чтобы скидывать на них весь груз вины целиком.
Найдхард поморщился, почувствовав себя глупо. В его воспоминаниях куски каркаса дирижабля перестали гореть, все будто бы засыпали пепел и снег - дальнейшие воспоминания были подернуты дымкой, потому что тогда он чувствовал только боль и усталость, мало чего запоминая. Лишь образы того, что он додумал тогда, когда очнулся и многие разы крутил ситуацию в голове, мелькали в этом мареве.
- Эти люди полагались на меня, а я не оправдал их надежд. Их жизни зависели от меня, но случилось так, что многие погибли. Не знаю, что я мог сделать, чтобы сохранить их, но потерять половину комнады в мирное время - это нонсенс и выходящая из ряда вон ситуация. Такого быть не должно.