конец августа 1801 года

Даже учитель фехтования не мог ударить так больно, как это сделал отец. Этот разговор продолжал идти уже неделю. Граф фон Гесс терпеливо выслушивал вопли сына. В принципе, вопли от Александра - то еще зрелище, не хуже циркового представления, которое надо суметь застать, но ему это удалось. Александр дергался, хлопал дверьми, рычал, и, Рейно, ругался даже в присутствии женщин, что было непозволительно ни при каком раскладе, так, что управитель хватался за сердце, отец повышал голос, мать плакала, сестра в ужасе закрывалась в своей комнате, а сам особняк в Эргентвере ходил ходуном.
В кого своим огромным упрямством пошел Александр, не понимал никто. Спокойствие и рассудительность ему передались от отца, но сейчас от них не осталось и следа, поскольку виконт превратился в одичалое животное, мечущееся в самой натуральной истерике и приступах бешенства. Первоклассных истериках и приступах бешенства.
И успокаивался Сандер только рядом с кронпринцем, хотя ходил мрачный и ненавидел весь мир, но виду при юном наследнике престола не показывал. Сказать о том, что ему придется уезжать, не хватало духа. И сил. И вообще всего. Сама мысль о том, что придется сказать Его Высочеству, что Александр уедет на пять лет, вводила в какой-то совершенно трансовый ужас.
Он понимал, что рано или поздно ему придется сообщить кронпринцу эту новость, и так же понимал, что он так или иначе окажется в застенках академии, но это не уменьшало сопротивления, которое он оказывал. А оно было бешеным. Неистовым. Никогда еще Сандер не пребывал в таком бешенстве и количестве эмоций.

— Это не обсуждается, Александр.
— Согласен, не обсуждается. Я никуда не поеду.
— Поедешь.
— Нет.
Рихард фон Гесс прикрыл глаза, а потом поднялся из-за письменного стола и тяжело посмотрел на сына из-под лба, опираясь руками на столешницу. Голос его сделался тихим и вкрадчивым, что означало, что отец находится в преддверии бешенства. Сандера это сейчас не пугало. Мало что могло его испугать, когда на кону становилось пять лет на удалении от наследника престола.
— Я повторяю в последний раз, Александр. Ты поедешь. Обучишься, наберешься разума. Вернешься.
— Пять лет! — рявкнул виконт. — Это не поездка на охоту на два дня!
— Замолчи, Александр! — отец повысил голос и ударил рукой по столу. — Ты все равно поедешь. Даже если мне придется тебя связать и посадить на цепь. Понял?
То, что Сандер не понял, свидетельствовала грохнувшая дверь. Граф тяжело вздохнул, провел рукой по лицу и опустился в кресло, тяжело откидываясь на спинку. Он не думал, что наткнется на такое сопротивление.

Рихард фон Гесс придержал коня, в то время как его сын, спрыгнув с лошади прямо на шагу, приземлился на землю и посмотрел на движущегося в его сторону наследника престола. Когда Ламберт подбежал, Александр поджал уголок губ и опустил голову. И даже опустил плечи, горбясь, хотя никогда не сутулился.
— В Высшую имперскую военную академию. На обучение.
— Уезжает, Ваше Высочество, — отец спешился рядом. — Послезавтра рано с утра.
Александр в очередной раз посмотрел на отца с плохо скрываемым бешенством, скрипнул зубами, но промолчал, решив, что выяснять отношения прямо во дворе императорского дворца ниже его достоинства.

— Александр.
В голосе отца было предостережение. Очень четкое, хорошо слышимое, предостережение, которое звучало от него исключительно редко. Но это было лишним.
Капитан императорского эскадрона был умен, хорошо знал что своего сына, что кронпринца, любил обоих, но сейчас пытался воззвать к благоразумию собственного чада. Чадо, собственно, тоже прекрасно понимало, куда его тянут, и не собирался сопротивляться. Одно дело устраивать показательные выступления при отце и отцу, второе дело — при императоре. Его Величество вызывал у юного фон Гесса огромнейшее уважение, но тут уже сопротивляться наследнику престола он не мог. Можно сказать, что Ламберт был для него единственным законом, хоть его отец и был императором. Как-то так сложилось исторически.
Но и перечить монарху империи не мог, как и открывать рот в его присутствии тогда, когда его не спросили. Так или иначе, железное воспитание графа фон Гесса сказывалось в любой ситуации.
Сандер шел за практически бегущим Ламбертом, потом прищурился, когда его втащили в кабинет. Он спиной чувствовал, что отец идет буквально в пяти-шести шагах позади и внимательный, даже напряженный, его взгляд очень хорошо ощущался. Виконт только глухо вздохнул, когда слушал разговор императора и наследника престола, потом качнул головой, когда кронпринц вылетел из кабинета, как пуля, выпущенная из пистолета, наклонил голову и приложил руку к плечу, после чего вышел из кабинета монарха, так и не проронив ни слова.
Предостережения отца были не нужны.
С Его Величеством Александр спорил лишь единожды, чем вызвал удивление и его, и собственного отца, а потом — нагоняй от последнего и ощутимое "по шее". Но там он был уверен, что кронпринцу не стоило делать того, что от него требовали. Как показало время, Сандер был прав, но не в его положении было оспаривать императорские решения.
И здесь Александр оказался прав — выйдя из кабинета, он наткнулся на неодобрительный взгляд отца, потом Рихард фон Гесс, привычно дважды стукнув в дверь костяшками пальцев, не дожидаясь ответа, зашел в кабинет, а Сандер посмотрел на Ламберта, стоящего в коридоре, неслышно вздохнул и опустился на колено, потом развернул кронпринца к себе, посмотрел в светлые глаза.
— Я вернусь, — голос Александра звучал негромко, но уверенно. — Я буду возвращаться каждые полгода в отпуске, и через пять лет я вернусь совсем, мой принц.
Сейчас, смотря на наследника престола, Сандер понимал, что, возможно, отец был в чем-то прав. Возможно, в академии ему дадут знания, которых у него сейчас не было. Возможно, он станет сильнее и лучше. На нем лежала ответственность за жизнь кронпринца, будет лежать дальше, и, возможно, ему требовалось обучение, чтобы стать достойным защитником. Это не отменяло того, что он не хотел никуда ехать, но, возможно, так будет, действительно, правильней.
— И больше не оставлю вас одного, — добавил Сандер после недолгого молчания. - Никогда.

Александр никогда не был самым общительным ребенком из всех существующих. Наоборот, он часто сторонился чужих, воспринимал их исключительно как потенциальную угрозу, был насторожен и не вступал в дискуссии. Поэтому прекрасно знал, что очень вряд ли в академии обрастет огромным количеством друзей. Если за пять лет привяжется хоть к одному — уже хлеб.
И, конечно, в планах фон Гесса не было забывать о своем будущем монархе.
Сандер поднялся и пошел за кронпринцем, как ослик на веревочке, раздумывая о том, что, пожалуй, каждые полгода, проведенные в стенах академии без возможности сбежать в столицу, будут тем еще испытанием. Но ведь можно, например, взять себе множество дополнительных занятий, чтобы быстрее выключаться и быстрее летело время? Он еще найдет выход из этой ситуации. Пока было не время думать об этом, разберется на месте. Хотя наметки у него уже были. И, возможно, так каждый отпуск будет восприниматься с еще большей радостью, чем мог бы. Целых полгода...
Правда, было у Сандера подозрение, что за все это время Ламберт может от него полностью отвыкнуть. И по возвращению пес будет не нужен, потому что будет еще с десяток таких же, как он. Ведь сейчас, да и всю жизнь до этого, они были вместе едва ли не круглые сутки — а когда и сутки, когда Александр оставался во дворце, стоило только кронпринцу про это сказать. С этим смирился даже император, хотя изначально был не слишком-то рад подобным событиям. Но вот то, что по возвращению он будет просто Александром, одним из многих... Об этом думать совершенно не хотелось. Это было заранее больно и неприятно, а такого точно не хотелось. Стоило задвинуть эти мысли далеко-далеко.
Из раздумий его вырвал голос кронпринца, который говорил о клятве. Однако, стоило Ламберту озвучить последнее, как у Александра бровь приподнялась, что, можно сказать, было высшей степенью удивления.
— Это языческие традиции, мой принц, — решил все-таки напомнить фон Гесс.
Виконт был юношей образованным, и о старых традициях и религии, сохранившейся только в диких местах вроде Фоллвейла, был осведомлен. Говорили, что те, кто приносил клятву на крови, навсегда связывал себя этой клятвой сильнее всяких пут. И даже если захочешь нарушить — либо не получится, либо погибнешь в тот же час. Не то, чтобы Александр верил в эти байки или боялся смерти (о какой смерти может быть речь, если он не собирается покидать принца?), но все же это были языческие традиции.
И, узнай кто-то о подобных вещах, нагоняй будет такой, что не оберешься. И в церковь на покаяние ходить тоже будешь каждый день по нескольку раз, пока слуга Рейно не решит, что ты избавился от этих богомерзких мыслей.
— И если узнает император...
Александр никогда не говорил "ваш отец" или что-то в этом духе. Это был император. В первую очередь. А все остальное, в том числе, кровные узы, сейчас и здесь значения не имели.
—...или императрица...
Или кто угодно. По шее получит в первую очередь Ламберт. А Сандер такой вариант не рассматривал от слова совсем, он его не устраивал ни в коем разе.

Понятное дело, что никто не должен был видеть и слышать. Только они были во дворце, а во дворце везде были уши и глаза. Это Сандер осознавал с четкостью. Поэтому даже заперевшись в комнате, вряд ли можно было обеспечить себе анонимность. Он тихо вздохнул, когда услышал вопрос.
В этом был, пожалуй, весь Ламберт.
В постоянном "слабо", вызовах и вот этих упрямых взглядах. Александр неслышно вздохнул и медленно покачал головой, мол, нет, не боюсь. Бояться ему было нечего. Он был уверен, что никогда и ни при каких обстоятельствах не покинет кронпринца. Даже если ему придется когда-нибудь уезжать, он всегда вернется. Всегда. Это было его долгом, он чувствовал, что это будет правильно. Его место было рядом с наследником престола, а не где-то еще, будь то академия или еще что. Нет, он должен будет вернуться. Обязан.
Уголки губ все-таки дрогнули, Сандер протянул руку и коснулся пальцем кончика носа кронпринца.
— Мне-то не устраивайте театральное представление, мой принц, — он чуть прищурил глаза, улыбаясь.
Забавно было видеть, как сейчас Ламберт строил из себя невесть что, при том, что Сандер знал, что тот так же не рад новости, ну, может, чуть меньше. И что только ногами не топает да руками не размахивает, как может. Фон Гесс смотрел спокойно и с легкой улыбкой, на всю эту крайне вызывающую позу.
Александр поднял голову, посмотрел дальше по коридору, потом провел рукой по лицу и обернулся. Собственно, почему бы и нет.
— Идемте.
Он развернулся, кивнул, показывая направление, пошел вниз, спустился по лестнице, вышел в холл, даже не посмотрел на гвардейцев, потом обошел замок по периметру и зашел в сад. Императорский сад был огромным и едва ли не целым лабиринтом, поэтому здесь уж точно можно было найти глухой угол, в котором как минимум десять-пятнадцать минут не будет людей даже близко. А еще Александр точно знал, какие углы не просматриваются с окон дворца. Сам долгое время наблюдал и вычислял этот момент. Зачем — тогда он не знал, вообще ждал просто, пока соберется кронпринц. А теперь вот, пригодилось.
Поэтому виконт уверенно направился в дальний угол сада, остановился у одной из многочисленных яблонь и повернулся к Ламберту, едва заметно сощурил глаза и достал из поясных ножен кинжал, посмотрел на него, потом аккуратно взял его за лезвие ладонью, но не сжимал, потом снова перевел взгляд на кронпринца.
— В чем я должен поклясться? — поинтересовался Александр.
В том, что вернется?  Даже клясться не нужно. Вернется. Это даже не поддавалось обсуждению, а что-то отличное казалось совершенным абсурдом. Ламберт должен был это понимать. Ведь понимал же? Этот вопрос немного обескуражил Александра, но он, конечно, его не озвучил. Реакцию было легко представить, а это точно было бы лишним. Сейчас, по крайней мере.

Резать руку Ламберту Александр бы не позволил бы ни при каких обстоятельствах, это было совершенно недопустимо, и это был тот случай, когда Сандер не собирался спрашивать мнения Ламберта на этот счет. Нет и все. Уколоть — может быть. Сандер медленно кивнул, прикрыл глаза, потом аккуратно завернул манжеты рубашки кронпринца, чтобы не запачкать ненароком, так же аккуратно, едва ли не бережно, уколол лезвием в ладонь. Уж лучше он это сделает сам, с принца станется располосовать всю ладонь. А так — небольшая точка, на которой выступила капелька крови. Александр взял нож в ладонь, провел лезвием, даже не поморщившись, а потом взял руку кронпринца в свою, опустился на колено, чтобы глаза были на одном уровне и улыбнулся уголками губ.
Возможно, жизни и так их были связаны до этого, без всяких клятв. Ведь не зря отец и император посмеивались, мол, растет поколение на смену. Сандер с самого рождения кронпринца был с ним, даже когда тот был младенцем — буквально дневал и ночевал у его колыбели, его не могла прогнать даже свора нянек. Только когда приходила императрица или император, Александр отползал в сторону. Остальные волновали его мало — это был его будущий монарх, а он был его защитником и опорой.
Так должно было быть.
Так считал сам Александр и ничто не могло поколебать его уверенность в этом.
— Я всегда буду с вами, мой принц, — негромко, очень спокойно и очень уверенно проговорил фон Гесс. — И, что бы не случилось, я всегда буду возвращаться к вам. И буду с вами каждый раз, когда я буду нужен. И никогда, ни при каких обстоятельствах, не предам вас. Моя жизнь в ваших руках, и я буду защищать вас до последней капли крови. Клянусь вам. И если я единожды нарушу эту клятву, пусть это станет последним в моей жизни решением.
Никаких громов и молний, конечно же, не было. Небо не упало. Солнце не погасло. Ветер все так же шуршал листьями деревьев, все так же тихо было в саду, никто не мешал и даже не было намеков на людей. Это было хорошо. Если верить языческим верованиям, то можно было счесть добрым знамением.
Возможно, Рейно не слышит таких клятв. Но точно кто-то должен слышать, не зря клятвы на крови были так распространены в Фоллвейле или на Небесном берегу, где все побратимы были связаны кровью. Многое говорилось об этих клятвах. Александр придавал значение не столько самому процессу, сколько словам. Он должен будет вернуться.
И должен будет возвращаться каждый раз.
Всегда. Раз за разом. Это был его долг, его место, его жизнь. А все остальное могло катиться в моррову бездну. Ничто и никто не сможет его остановить на пути возвращения. И, пока он жив, пока бьется сердце, он будет каждый раз возвращаться, чтобы быть рядом с Ламбертом. Так должно быть. В этом было глубокое убеждение Александра и он был уверен в этой правильности.

Александр так же стоял на колене, держал кронпринца за руку и думал о том, что, возможно, стоит просто принять факт его отъезда как вызов. Очередной вызов, на который просто нужно ответить. Что это испытание, которое нужно пройти не только ему, но и Ламберту; если разлука не скажется на их отношениях, значит, это действительно судьба: они будут рядом всю оставшуюся жизнь. Император и его ручной пес, который сделает все для своего хозяина. Он думал о том, что нужно принять это как очередную дорогу. Ее просто нужно пройти. И все будет хорошо. Они со всем справятся.
Виконт, конечно, чувствовал, что Ламберт сдерживается, чтобы не плакать, но молчал - не следовало акцентрировать на это внимание. Он подождал, пока Ламберт заговорит снова.
- Понимаю.
Конечно, понимал. Александр действительно всегда все понимал. Даже когда не одобрял, все равно понимал. Всегда...
- Я не смогу найти друзей лучше вас, мой принц, - негромко проговорил Сандер и улыбнулся уголками губ, едва заметно прищурив глаза. - Потому что нет никого, лучше вас. И я тоже буду скучать.
Это было настолько очевидной вещью, что Александру казалось странным подобное слушать и проговаривать. Но, видимо, Ламберту стоило иногда напоминать, что да, действительно, нет никого лучше него и даже быть не может. Не появился во всем Аргервельде лучше человека, чем наследный принц Эренхаста. Сандеру, в свою очередь, было несложно напомнить про это все. И скучать он тоже будет, наверное, несравнимо сильнее. Виконт не смог бы сейчас ничего сказать с какой-то уверенностью, потому что уверенности-то особой и не было - одни вопросы и неизвестность впереди.
Она не пугала. Просто было необычно - подобная ситуация случалась с ним впервые.
Он поднялся, после того как ему скомандовали, и пошел за Ламбертом. Вряд ли кто-нибудь действительно посчитает его настолько неуклюжим, чтобы не отправлять в академию, но вместе с этим разговором приходило смирение. Не то, чтобы Александру было стыдно за все его реакции, нет. Просто теперь он пытался принять ситуацию такой, какая она есть и найти в ней выгоды. Он обучится, будет сильнее, лучшей версией себя, и сможет выполнять свои обязанности куда лучше, чем до этого. Поэтому... поэтому хотя бы ради этого следовало поехать в академию. Когда бешенство и истерика перестали застилать глаза, к нему вернулось привычное спокойствие и рассудительность, и даже в такой, безусловно, жуткой и ужасной ситуации, он начал находить плюсы, пусть они и были несравнимы с тем, что ему придется уехать от кронпринца.
Время покажет.

Александр послушно шел за Ламбертом, только думая о том, что не стоит ли отвести его подальше от людей: Сандер прекрасно знал о том, что Ламберт крайне печется о своей репутацией, а она явно может быть подмочена слезами, которые были... не к месту. Для будущего императора, конечно же. Но пока он размышлял, они уже зашли на кухню, и служанки принялись охать, ахать и едва ли не падать в обморок, вызвав у виконта тяжелый вздох.
Ну вот.
Он смотрел на то, как Ламберт пытается порвать полотенце, потом взял его и сунул руку в рукомойник, положил полотенце рядом и подождал, пока кровотечение немного успокоится, после этого просто взял полотенце и замотал в него руку, решив, что не стоит его рвать. И так будет нормально. Он поднял голову, посмотрел на кухарку и суетящихся служанок.
- Все нормально.
Фон Гесс не знал, насколько убедительно звучали его слова, но он действительно не видел ничего такого, из-за чего нужно было поднимать такой шорох и зачем нужно было так сильно суетиться. Сандер снова негромко вздохнул и перевел взгляд на кронпринца, который снова начал говорить абсолютную чушь. Озвучивать, конечно же, виконт это не стал.
- Я вернусь, - спокойно проговорил Александр в... тысячный раз? И это только за сегодня. Ладно, неважно, он повторит это столько раз, сколько потребуется для того, чтобы Его Высочество хотя бы немного успокоился и поверил словам фон Гесса. Возможно, для этого тоже нужно время. Виконт обернулся, потом посмотрел на кронпринца. - Идемте. Мы и так уже навели шуму.
Дальше вполне можно было идти куда угодно, хоть в покои к Ламберту, хоть обратно в сад.
- Думаю, да. Не знаю, как в академии с почтой и письмами, но точно что-то такое должно быть. Наверняка же курсанты получают и письма, и передачи от родных.
Это было бы логичным. Быть по полгода не дома было тяжело не только учащимся, но и членам их семей, поэтому наверняка был какой-нибудь почтовый дилижанс, который доставлял и письма, и посылки, курсантам и забирал обратные. Было бы больше странно, если бы его не было, да и Гарф был не так уж далеко от академии, вполне можно проехаться верхом. Должны же у них быть какие-то выходные? Вряд ли учеба будет идти каждый день без остановки.
Александр кивнул головой на дверь, еще раз, но на этот раз молча, предлагая выйти и перестать пугать служанок и кухарку, которая тоже не выглядела спокойной.

Александр даже не очень представлял, зачем будущему императору учиться в академии. Нет, возможно, какой-то смысл в этом и был, только вот император должен был знать намного больше, чем может дать академия, рассчитанная на подготовку военных офицеров. Ну и он опустил тот факт, что к тому времени, когда Ламберт достигнет возраста, когда начинают прием в академию, Александр уже выпустится из нее и будет год как на вольных хлебах.
Фон Гесса не особо-то и вдохновляло наличие будущего соседа и вообще вся эта идея с академией, но да ладно. Пусть будет так. Да и он даже не мог сказать, что отец его сильно контролировал. Наоборот, Рихард фон Гесс давал своему сыну достаточно много свободы, давая разбираться с собственными проблемами и делать выборы - даже если он знал, что выбор заведомо неправильный. Он давал Александру ошибаться, чтобы виконт, ошибившись однажды, сделал выводы о происходящем и больше этих ошибок не совершал. Конечно, какие-то критически важные моменты отец контролировал, но и только. О слишком сильном контроле можно было говорить в совсем юном возрасте, но никак не сейчас, когда Александр уже был практически совершеннолетним, а, значит, взрослым и независимым.
Поэтому минусов виконт видел все-таки куда больше, чем плюсов. Его отец сам был выпускником этой академии и, бывало, рассказывал об обучении: там контроля был несравнимо больше, чем здесь, и контроля независимого, а не основанного на родительских обязанностях. В общем говоря, приходилось просто принимать ситуацию, пускай она Сандеру не нравилась и вряд ли будет нравится потом, уже после попадания за стены учебного заведения.
- Буду, конечно, - кивнул фон Гесс.
А потом отправлять стопку писем каждый раз. Вряд ли почтовые дилижансы ходят каждый день. Скорее всего, как и на любые сколько-то отдаленные участки, а уж тем более - академии закрытого типа, раз в неделю. Будет видно, пока Александр точно не мог сказать, как конкретно все это будет выглядеть. Пока он только думал о том, что, кажется, за все это время его словарный запас просто иссяк. Хотя, чего уж там, он всегда говорил намного меньше, чем Ламберт. Юноша вздохнул, потом поправил полотенце, которое начинало сползать с руки, заправил один конец в общую обмотку, чуть поджал уголок губ. Отец вряд ли станет спрашивать, а вот мать точно начнет охать и ахать, но да ладно. Это происходило каждый раз, когда Александр где-то ранился, как будто он был хрустальным.

Времени до отъезда оставалось все меньше.
Александр принял этот несправедливый поворот в своей жизни со смирением какого-нибудь монаха, поняв, что сопротивляться можно, только это будет напрасной тратой сил. Отец у него был такой, что отволочит за шкирку, но своего добьется. Так что он просто собирал вещи и думал о том, что, так или иначе, это только временно. Потом все вернется на круги своя и уже не будет этих странных необходимостей оканчивать академию для офицеров. Или еще какую-нибудь академию, которая будет очередной тратой времени.

Он приехал в императорский дворец еще до того, как взошло солнце. Подбежавший конюх был заспан и явно замешкался, потому что лошадей, во-первых, было двое, а во-вторых вторая была явно вьючной. А еще за спиной фон Гесса было двое всадников из личной охраны графа - сопровождение, которое должно было помочь виконту добраться к пункту назначения в целости и сохранности. Ну, и чтобы не дурил. Это Сандер тоже мог, поэтому отец перестраховался дважды, и, наверное, правильно сделал, что приставил к сыну лучших из своих людей. Так он точно будет уверен, что все будет в порядке. Александр, спешившись, попросил подождать здесь, и зашел в здание. Дворец еще спал - только патрули да несколько сонных, явно только проснувшихся, чтобы успеть все, слуг. На молодого фон Гесса все смотрели с небольшим недоумением - что бы виконту тут делать настолько рано, причем явно собранного в дорогу? Дорожное платье, короткий полуплащ и перевязь с оружием явно никак не намекали на то, что он задержится на завтрак. Или хотя бы на хоть сколько-то продолжительное время.
Вечер был достаточно насыщенным, а ночью Сандер решил не ехать, поэтому заехал попрощаться к Ламберту в единственное время, когда смог - сейчас, слишком ранним утром, пока весь город еще спит и императорский дворец не исключение, когда не начали работать даже первые из слуг и рабочих. С семьей он попрощался еще ночью, теперь оставался только будущий император с которым фон Гесс, конечно, не попрощаться не мог.
Александр поднялся на второй этаж, потом подошел к двери покоев кронпринца и занес руку, но остановился. Слова, которые нужно было сказать, не подбирались. Он нахмурился, подождал несколько секунд, но все-таки негромко постучал, решив, что Ламберт и так услышать, а барабанить в дверь и будить всех вокруг однозначно не стоит.

Александр дождался, пока ему откроют, потом зашел в покои, ведомый Ламбертом, и посмотрел на него чуть виновато, слегка, едва заметно, хмуря брови. Конечно же, он не ушел. У фон Гесса в голове не укладывалось, как это так он может уехать на длительный срок, даже не зайдя к кронпринцу и не попрощавшись? Не сказав, что абсолютно точно вернется? Нет, это все было абсурдом, который не имел ничего общего с реальностью. Иногда, Сандер знал, обиды Его Высочества просто мешали ему рассуждать логически. Это бывало и стоило просто пережить, сказать пару слов и ждать. Пройдет.
- Я не мог не прийти, - просто ответил фон Гесс. Не мог, это правда. Это было бы каким-то исключительным случаем, который выбивался бы из общей модели поведения Александра, да и причины там могли быть... ну, если бы он умер, то да, не смог бы прийти. А в остальных случаях сложно было представить, что должно было произойти, чтобы Сандер не сдержал слово - говорил же на днях, что обязательно зайдет перед отъездом. Но нет, вон, его в очередной раз проверяли на прочность.
Ладно. Ничего нового.
- И пришел. У меня, правда, почти нет времени, но я не мог не зайти попрощаться.
Правильные слова не подбирались, неправильные лучше было вообще не говорить. Александр все еще не знал, как бы так все сделать правильно, поэтому только чуть поджал уголок губ. За разговорчивого всегда был Ламберт, Сандеру полагалось просто молча стоять и периодами кивать, подтверждая правоту наследника трона. Тут же... Виконт едва слышно вздохнул. Внизу его ждали люди отца, путь до Гарфа был не самым близким, но хотя бы знакомым. Как и тамошние места - ведь там было родовое поместье, и местность фон Гесс прекрасно знал. Надолго задерживаться здесь было нельзя, потому что у него было ограниченное количество времени и четко обозначенное, когда ему следовало прибыть в академию.
- Я вернусь, - не зная, что еще сказать, проговорил Александр, продолжая поджимать уголок губ и смотреть на Ламберта немного виновато, едва заметно хмуря брови.
Каждые полгода, в отпусках... и только через пять лет совсем. К тому времени они оба будут уже совсем взрослыми, и вряд ли останется что-то от детской непосредственности. Александру казалось, что сейчас они оба переступают какую-то невидимую черту и точно знал одно: так, как было до этого, уже не будет.

Александр стоял, пока Ламберт его обнимал, потом присел и тоже обнял, улыбнувшись уголком губ. Поднялся он только тогда, когда кронпринц шагнул назад, наклонил голову, потом кивнул. Сандер вздохнул, потом достал из внутреннего кармана жилета цепочку с львиной головой, вылитой из серебра.
- Держите.
Он не умел говорить красивых слов. Цепочку и львиную голову, символ имперского государства, Александ совершенно случайно нашел на ярмарке в Ульвоте еще лет шесть назад, и цепочка валялась, забывая и закинутая в шкатулку. А здесь вон, нашлась, и фон Гесс решил, что самое время подарить ее наследнику престола на память. Просто чтобы помнил, что несмотря на то, что сейчас виконта рядом нет, он все равно всегда будет за плечом и всегда будет сопровождать будущего императора, куда бы тот ни пошел. Это будет позже, но точно будет. Долгие прощания были плохим делом, поэтому Александр вложил цепочку в ладонь Ламберта, потом снова чуть неуверенно улыбнулся и прикрыл глаза.
- Увидимся зимой, Ваше Высочество.
Первый отпуск у него будет в районе Дня Созидания, поэтому они смогут его отпраздновать так, как это было все годы до этого. А потом летом. Хорошо еще, что на день рождения кронпринца Александр будет в столице. Он вздохнул, потом взъерошил Ламберту волосы - они очень условно соблюдали этикет, после чего вышел за дверь достаточно поспешно: не хватало еще снова поймать себя на сомнениях, что все это неправильно и запереться в дворце.
В конечном итоге, он был мужчиной, а мужчина должен выполнять собственный долг.
Долг Александра был в том, чтобы стать сильнее и умнее, чтобы потом, когда Ламберт станет императором, его не подвести. Это было недопустимо, поэтому, может быть, отец был и прав, насильно отправляя его в лучшую военную академию империи. Он получит знания и опыт, будет офицером, сможет даже получить военное звание... Сандер вышел во двор, кивнув своим сопровождающим, мол, все, я закончил свои дела и можно ехать, сел в седло и посмотрел наверх, в окна, где были покои принца крови, а потом развернул лошадь и пустил ее рысью, не оборачиваясь.
Оборачиваться было дурной приметой.

Возвращение в Эргентвер было достаточно сложным. Лошадь то и дело норовила зарыться носом в снег. Их отпустили самих; Александр был во главе еще шести кадетов, которые тоже возвращались в столицу, без сопровождающих. И если на основных дорогах еще можно было как-то жить, то когда они решили срезать, то проклинали все на свете. Лошади выбивались из сил, молодые люди - тоже. Но все настолько сильно хотели домой, что даже фон Вебер, который частенько ныл, что он устал и больше не может, во время обучения в академии, сейчас молчал и уверенно пер вперед, даже когда приходилось слазить с коня и идти практически по пояс в снегу.
Виконт фон Гесс был привычно молчалив и сосредоточен. Обучение в академии не было легким, как он ожидал. Даже учитывая то, что его отец с самого малолетства гонял сына, всячески готовя его к самым разным испытаниям, что могли выпасть на его долю, Сандер все равно жутко уставал. Им давали такое количество теории и практики, что, приходя в комнату, фон Гесс обычно просто валился на кровать и засыпал до утра. Впрочем, он за всем успевал, но стоило это ему невероятных усилий. Поэтому сейчас Александр радовался самой возможности вернуться в Эргентвер и решительно ничего не делать еще какое-то время, перед тем, как придется снова вернуться в академию в конце зимы. У него был месяц на то, чтобы прийти в себя.
Когда впереди наконец-то показались стены Эргентвера, все вздохнули с облегчением. Здесь дорога была расчищена, что не было удивительным, но даже уставшие кони, еле перебиравшие ногами, оживились, предчувствуя скорый отдых и теплую конюшню. Кадеты разошлись на площади Святого Диего, договорившись встретиться за пару дней до отъезда, чтобы возвращаться тем же составом, и Александр завернул домой. На дворе была уже глухая ночь - они приехали почти на десять часов позже, чем должны были, поэтому Сандер даже не стал будить конюха, заснувшего на сене, а сам расседлал лошадь, обтер ее, и, оставив сено и воду, пошел в дом. Слуги спали, родители и сестра, конечно, тоже, поэтому виконт просто пробрался в собственную спальню, и, наскоро приняв ванну и даже не разбирая вещей, завалился спать. Дорога выдалась тяжелой.

Утром Сандер проснулся от вежливого стука в дверь. Оказалось, мать решила ему сообщить, что рада видеть и соскучилась, позвала к позднему завтраку. Кое-как собравшись, Александр спустился вниз, не обнаружил за столом отца. Оказалось, было уже достаточно позднее утро, а отец, как и полагалось, уехал во дворец. Мозги после вчерашней дороги работали плохо, поэтому Александр сначала позавтракал, потом вернулся в комнату, собрался и переоделся в форму кадета академии, после чего заседлал себе свежую лошадь и отправился туда же. Эргентвер явно ждал прихода праздника, был украшен и засыпан снегом, но сейчас Сандер спешил во дворец, где ему, в свою очередь, указали на пруд рядом со дворцом.
- Александр, - отец, не спешивающийся, сидел в седле чуть поодаль от пруда и, щуря глаза, наблюдал за орущим наследником престола, которого таскал на собственной шубе император.
- Отец, - поздоровался виконт, останавливая коня рядом с отцовским стремя в стремя.
Пруд был оцеплен солдатами эскадрона, а зрелище было то еще - Ламберт явно никак не хотел кататься на льду, а Его Величество явно получал от все происходящего какое-то удовольствие. Даже вон, посмеивался.
- Ты в свое время не кричал, а просто невозмутимо падал носом в лед, - заметил граф.
- Кататься я так и не научился, - пожал плечами Александр. - Проще проскользить просто на сапогах.
- Тоже верно.

Александр наблюдал за всем молча, разве что спешился и сделал пару шагов в сторону пруда. Император решил показать своему орущему чаду, которое по совместительству было и наследником престола, что вот, есть еще что-то интересное на берегу, и Ламберт его явно увидел, потому что тут же снова начал вопить. Сандер продолжил наблюдать за юным кронпринцем, который сейчас с упрямством, которое было свойственно только Ламберту, идет по льду, хотя было заметно, насколько ему было неудобно и, наверное, даже страшно.
Сам Александр не помнил, с чем у него ассоциировались катания на коньках. Кажется, не вызывали никаких эмоций, но он действительно так и не научился кататься, пару раз разбив себе нос об лед и поняв, что коньки - точно не его, хотя с балансом у фон Гесса никогда проблем не было, в самых обычных сапогах он нормально скользил на льду. Куда лучше, чем на коньках, и явно сильно уступал императору, который сейчас катался по пруду с легкостью и явно веселился от всего происходящего. Куда больше, чем его сын, который вообще решил рухнуть, так и не дойдя до берега.
Александр ступил на лег, машинально подумав о том, что он же может быть тонким, потом сразу откинул эти мысли в сторону - вон, Его Величество катался и ничего. Сандер прошел-проскользил до Ламберта, потом наклонился и поднял его на ноги, подхватив под руки и только после того, как удостоверился, что кронпринц твердо стоит на ногах, положил руку на плечо и наклонил голову к плечу.
- Негоже наследнику престола валяться посреди пруда, Ваше Высочество.
Вот точно.
Александр подбородком кивнул в сторону берега, мол, давайте-ка, Высочество, передвигайте ногами, тут осталось-то всего-ничего. У Александра заняло, например, чуть больше трех шагов и небольшого скольжения. Далеко он отходить не стал, но и сам сделал шаг вперед, показывая, так сказать, пример, но будучи готовым подхватить, если Ламберт вдруг решит падать снова.
Падать было не нужно.
Падать вообще было плохо, а уж если ты фон Геллер - так и вообще. Даже если на тебе меховая одежда, которая точно смягчит удар. И дело было даже, пожалуй, не в том, что можно было набить себе синяки, а в самом факте падения.

Отредактировано Александр фон Гесс (2020-08-17 16:39:49)

Конечно, Александр не стал комментировать, только кивнул. Он прекрасно понимал, что коньки чуть ли не лучше в империи, потому что были предназначены наследнику престола, и явно ничего там не затупилось. И вообще качества они были превосходного. Но разочаровывать Ламберта он не стал - по крайней мере, при всех. Пока они были одни, еще можно было бы что-то сказать, но вот сейчас - точно нет. Так что Александр просто не стал ничего говорить, понемногу выходя с Ламбертом со льда. Надо было, как минимум, дать ему передышку от этих катаний - кронпринца виконт прекрасно понимал, потому что сам не видел в этих коньках никакого смысла, кроме бессмысленного развлечения, но и здесь Сандер в упор не понимал, как может нравится бесконечно кружить по кругу на льду, еще и на коньках. С тем же успехом можно было нарезать круги по комнате, и что? Кто, в здравом уме, будет считать это развлечением? Но да ладно, не ему было судить о предпочтениях других людей. Главное, чтобы его не заставляли этим занима...
-...да, Ваше Величество, - устало выдохнул Александр, когда услышал императора.
Кататься ему вообще не хотелось, но отказывать императору было нельзя. Просто потому что это император.
Он послушно встал, как ему сказали стоять, а потом получил в бок. Ну да, этого можно было ожидать. Даже было бы странным, если бы Ламберт не решил ему прорядить за все хорошее, даже если он был не виноват. Младший из фон Гессов к этому привык уже очень давно - таким был кронпринц, и, несмотря на это все, все было хорошо. Он едва заметно улыбнулся уголком губ и немного прикрыл глаза, смотря на Ламберта со свойственным ему спокойствием.
- Простите меня, Ваше Высочество, - тоже привычно извинился Александр. - Дороги были завалены снегом, мы часть пути ехали верхом, часть - шли пешком, ведя лошадей в поводу. Кони выбивались из сил, поэтому двигались мы медленно. Снега было по колено, кое-где было даже выше, лошадям по брюхо. Дороги еще не успели расчистить, только возле столицы полегче, так что мы приехали на десять часов позже. Вчера глубокой ночью, и я решил, что ночью лучше никого не будить. Ну и... я проспал. Встал на несколько часов позже обычного.
Он сильно устал за дорогу, которая действительно была тяжелой. Организм, даже привычный, требовал отдыха, и Александр, пожалуй, проспал бы еще больше, если бы его не разбудили. И вряд ли бы вылез из постели раньше вечера. Но уже как вышло, так вышло, поэтому Сандер решил, что он достаточно подробно расписал ситуацию, чтобы вид у Ламберта был не настолько недовольный.