ОНА УМЕЛА ПРАВИЛЬНО ТЕРЯТЬСЯ |
|
Там где пахнет морозцем и сочной травой одновременно, средь холодного камня и летнего бриза. На мгновение могут пересечься самые далекие друг от друга дороги.
В игре — март-май 1809 года.
В имперской столице неспокойно: после смерти императора на престол восходит его сын, однако далеко не всем нравится такой поворот событий. Более того, в городе и в ближайшем пригороде начинаются магические аномалии — небольшие разрывы Грани, которые могут спровоцировать хаотические магические всплески. Серый Легион и маги начинают искать причину такому поведению Грани...
Разлом |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Разлом » Полуночные огни » [1800, август] Она умела правильно теряться
ОНА УМЕЛА ПРАВИЛЬНО ТЕРЯТЬСЯ |
|
Там где пахнет морозцем и сочной травой одновременно, средь холодного камня и летнего бриза. На мгновение могут пересечься самые далекие друг от друга дороги.
Вот терпеть не мог Рихард выслеживать летучих тварей. Особенно небольших. Особенно в южных областях Кьереса, когда погоня за ними могла невзначай завести в места, куда ему лучше было не соваться. Особенно в конце лета, когда ему, если по уму, следовало уже поворачивать обратно, чтобы успеть в Аэтадд до начала снежно-пепельных метелей, превращавших переход из Пустошей в Холмы в подобие похода по преддверию морровой ямы. Да и заказ не сулил особых выгод, едва ли то, что местные селяне заплатят за голову этой твари покроет ему хотя бы расходы на тот крюк, который пришлось сделать, чтобы завернуть в эту деревню за подробностями. И зачем только ввязался, спрашивается?
Да только бродячий торговец, с которым случайно разговорился в убогом придорожном кабаке, уже повернув было на север, рассказал о том, что в деревеньке Керадо, в двадцати милях на запад отсюда, какая-то нечисть охотится за детьми.
Торговец уже заснул мордой в стол, а Рихард все сидел, тупо глядя в свою пустую кружку. Август уже начался. Дорога через Кьерес, залив, Сейн и Итерию, была долгой. На обратном пути, если повезет, тоже можно было наткнуться на работу. К чему задерживаться тут, ради грошовой работы? Деревенька, по словам торговца была убогой, много там не заплатят. Да только тварь охотится на детей.
Детей...
И наутро он отправился не на север, а на запад. Вдоль Эренхастской границы. Так близко, что временами, в прогалинах меж деревьев, видел слева от себя островерхие крыши смотровых вышек пограничных фортов, и уродливые с суставчатыми лапами тонкие тени семафоров. К сумеркам был уже в деревушке, и понял, что не ошибся, потому как уже издалека услышал надрывный вой, а подъезжая - увидел какую-то женщину, бившуюся в истерике прямо посреди деревенской улочки. И небольшую толпу других, пытавшихся не то поднять, не то успокоить. Группки мужчин, стоявшие поодаль с самыми хмурыми лицами встретили одинокого вооруженного всадника мрачными взглядами. Но стоило только назваться - отношение разительно переменилось. Был и дом старосты, и убогое, но все же, угощение, чуть ли не дюжина хмурых лиц, набившихся за неструганный потемневший стол, трепещущий свет масляной лампы, издававшей отвратительный запах прогорклого жира, и рассказы о местных горестях.
По словам селян, за последние четыре месяца, тварь утащила восьмерых детей, в возрасте от года до двенадцати. Причем последнего, не смогла унести в когтях, и уронила с большой высоты, так, что мальчишка, хоть и выжил, но остался калекой и тронулся умом. Еще, по их же словам, доставалось не только детям - за эти месяцы пропали трое охотников и один пастух, не вернулись после того, как отправились в горы, а одну бабу, нашли на взгорной полянке, располосованную и частично съеденную.
Гадать о том, кто виновен в бедах селян долго не пришлось. Стоило спросить - видел ли хоть кто-нибудь хоть одно нападение, отозвалась такая уйма народу, что от гомона заложило уши. Пришлось опрашивать по одному, и уже после третьего стало ясно, кто здесь окопался. Если отбросить красочные подробности, которыми воображение кьересцев наделило страшную тварь, то неизменным, о чем упоминали все, оставались - крылья, перья, и жуткая рожа, похожая на разлагающийся труп. Стало ясно, что где-то поблизости появилась стрыга. И это было проблемой. Потому что любую тварь, которая ходит по земле Рихард умел выслеживать виртуозно. А вот твари летающие на земле следов не оставляют.
Он был достаточно опытен, чтобы, навскидку представлять себе, где может укрываться та или иная тварь, и искать не наобум. Но проблема была в том здесь, в предгорьях, местах совершенно диких, изрезанных ущельями, каменными навалами и впадинами, таких мест было хоть отбавляй. И стрыга - не живая гарпия, которая охотится лишь в пределах угодий своей стаи. Выносливостью она не ограничена, и может прилетать хоть с другого края материка, если ей очень уж приспичит - уставать нежить не умеет.
Вот и лазал Рихард по плоскогорьям и ущельям уже шестой день. О том, что не потерял направления, мог судить лишь потому, что однажды все-таки увидел пролетающую стрыгу, но слишком высоко, чтобы мог достать ее стрелой. Затаился, потерял целый день, и увидел ее снова, уже в сумерках, летевшую обратно, и скрывшуюся за нагромождениями острых каменных скал, гораздо выше и юго-западнее. Теперь лез именно туда, целенаправленно, не тратя времени на то, чтобы обшаривать каждую подозрительную трещину или пещеру. Вскоре после полудня, добрался наконец, до нужного кряжа, чуть ли не ползком взобрался на одну из глыб, огляделся, и выругался так, что Морре бы жарко стало.
Ниже по склону, далеко, милях в четырех от себя, меж похожих на чьи-то исполинские зубы, каменных скал он увидел пограничный форт. Так ясно, что мог разобрать даже крошечные отсюда фигурки людей в его внутреннем дворе, и, похожего на муравья, часового на сторожевой башенке. Только вот, засри его баргест, находился этот форт аккурат на север, от того места, где он находился. А это значило, что в своих лазаниях по ущельям в поисках логова стрыги, он умудрился, сам того не заметив, пересечь границу, и сейчас, по всему выходит, находился на территории Эренхаста. Ну и как это назвать? Моррова стрыга!
Впрочем, такое с ним уже случалось. И на этот раз, не вызвало липкого, тошнотворного холода в кишках. Среди этих диких гор, на много миль от ближайших поселений, шансов наткнуться на патруль, или какого-нибудь одинокого Смотрящего охотника было мало. Поэтому Рихард очень быстро выбросил из головы беспокойство. Если уж ему стоило такого труда выследить стрыгу по этим ущельям и перелазам, то куда труднее будет любым потенциальным охотникам выследить его самого. А уж если не афишировать свое присутствие и не жечь костра без прикрытия, то могут и вовсе не заметить чужака на своей территории. Найти стрыгу, прикончить ее, а по дороге обратно быть втройне осторожным и учитывать расположение форта. Даром, что пробрался сюда не только миновав патрули, но даже не зная об их присутствии, только потому что пробирался он в основном по ущельям. Наткнуться все-таки мог. Повезло. Дважды так не повезет, и по дороге обратно надо будет смотреть в оба. А пока что обратно он не собирался. Стрыгу следовало отыскать.
Логово он нашел, когда солнце уже прошло больше половины своего пути к западу. Широкая вертикальная расщелина, открывавшаяся в довольно-таки большую пещеру, из которой несло запахом гнилья и мокрых перьев. Несмотря на то, что до заката было еще несколько часов, в пещере было темно, свод был сплошным, и только в том свете, что проникал от входа Ловчий разглядел расщепленные кости, разбросанные по полу. На детский череп, валявшийся поодаль, смотреть не хотелось, да и находиться тут тоже. Он выбрался из логова, тщательно осматривая местность, чтобы поискать удобное местечко для засады. Наметил несколько валунов, ограничивающих площадку, которая оканчивалась у расщелины, затолкал туда свой изрядно отощавший мешок с провизией и всякой мелочевкой, уселся рядом, снял лук, извлек из мешка кусочек воска и принялся наващивать тетиву. Ожидание могло затянуться очень надолго. Стрыги могли улетать из своих логовищ на несколько дней, но рано или поздно, возвращались всегда.
Час шел за часом. Солнце склонялось ниже. Яркий свет становился мягче, и золотил выгоревшие стебли меж скал, удлинялись тени каменных глыб. В тишине шелестели сухие травы и пел ветер. Что-то хрустнуло и мягко шлепнуло. Ловчий подался вперед, осторожно перекладывая лук, и нащупывая за плечом оперение стрелы. Шлепнуло еще раз. Из-за скалы выпрыгнул рыжеватый кролик. Покрутил носом, шевельнул ушами, и, тяжело подбрасывая свой нелепый задик, запрыгал через площадку. А за ним и второй, покрупнее. Медленная улыбка тронула губы Ловчего, и он поднял лук. Глупо упускать еду, которая пришла сама. Тем более что запасы истаивали быстро, а в дороге он не желал отвлекаться от поисков ради охоты. Но уж тут, раз будущее жаркое и сушнинка явились своим ходом, а ему, как раз уже некуда торопиться.. Тетива свистнула. Раз, другой, так быстро друг за другом, что первый кролик шлепнулся на середине прыжка, а второй - долей секунды позже, еще не успевший осознать, что произошло. Вот и замечательно.
Рихард вышел из своего укрытия, пересек площадку и поднял обоих за уши в свободной руке. Если до ночи стрыга не появится, то можно будет поджарить одного и заготовить впрок прямо здесь. Унылое сухое деревце, торчащее на самом краю склона, вполне сгодится на костер, а дыма не будет видно из форта, оставшегося внизу.
Cухая рука, на которой уже начинают проступать пигментные пятна. Отвратительная и мерзкая. Рука, лишенная любви и нежности. Скоро на этой коже расцветут «гробовые ромашки» - те самые старческие пигментные пятна, такие безобидные предвестники распада. И Ваня ловит себя на мысли, что хочет увидеть эти пятнышки как можно скорее. Эти уродливые морщинки, эти угроватые костяшки. Девочка смотрит как ее белоснежная, мягкая ладошка тонет под коряжистыми пальцами. Мерзко. Ване неприятна любой тактильный контакт с бабкой, словно та одним только прикосновением может заразить ее своей жестокостью, своей нелюбовью к живым людям и слепой любовью к мертвому богу. Мерзко.
Прошел год с тех пор, как матушка умерла. Ване тринадцать, Ваня стала на год старше, Ваня стала на два сантиметра выше. И Ваня окончательно стали чужды все остальные члены семейства. От отца не было никакой поддержки. Все что он сказал в первый приезд дочери домой было «не плачь, у тебя еще есть я и бабушка». И это все? Он думал, что эти абсолютно чужие, хоть и такие правильные, безгрешные люди смогут хотя бы на одну десятую сгладить потерю матушки? Связь между дочью и матерью… ее нельзя компенсировать, а тем более заменить.
В эти каникулы отче заботливо предложил поездку в горы. Подальше от дома, в котором произошло повешенье, подальше от воспоминаний. По мнению уже единственного родителя, это должно было как-то заглушить боль утраты. Красивые горные пейзажи, природа, свежий воздух и… бабка. Чтоб ее.
Грандмуттер была изначально катализатором для проявления магического дара Вани. И со временем становилась чем-то на подобие красной тряпки, ходячего триггера для искры. Наверное, это даже в каком-то роде хорошо. Фрау Готшаль была некой батарейкой, разряд ненависти и злости, который питал Ваню и ее потенциал. И теперь, когда бабка за руку вела грешное дитя. Когда рванным, нервозным шагом вела по улицам на службу в храм, дивка чувствовала, как к щекам приливается румянец, как учащается дыхание и искра пульсирует внутри сильнее и сильнее. Даже если подростковое личико могло скрыть эмоции – этот стихийный огонек внутри был несдержан и искренен в своих порывах.
- Ну же Ваня, ну! Если не поторопишься, то мы пропустим службу. Каникулы – не повод не ходить на проповедь.
Жмурит глаза и прикусывает губу. Как же хочется быть подальше, дальше от этого противного голоса, не чувствовать свою руку в переплетении этих сухих пальцев.
- Тебе надо молиться за отпущение грехов в стократ усердней чем остальным пристойным девочкам империи.
Дальше, как можно дальше отсюда.
Резко, совсем неожиданно голос бабки смолкает, и Ваня чувствует свободу. Больше нет этого касания живой скрепы на себе. Девочка открывает глаза чтоб осмотреться.
- Ваня! Фройлян Готшаль! Опять эти фокусы, сколько можно терпеть?! Вернись сейчас же.
А, нет, она все рядом. Рыжая макушка выглядывает из-за угла дома. Перекинуло от бабки буквально на метра три, но та, словно взбаламученная наседка просто стоит на месте, оглядывается по сторонам и только и делает, что кричит. Самая искренняя и неподдельная улыбка касается губ девочки. Ну ищи, карга, ищи.
***
Все, что Ваня знала – так это что надо идти в противоположное направление от толпы и людей. Сначала по вымощенным камнем дорогой, потом по узким переулочкам, а потом и вовсе по пригородным тропинкам. Людской гул смолкал, а потом и вовсе затих, уступая звукам природы. За городом пейзаж резко становится гористым, и тут птицы щебечут громче, слышится перелив вод горного ручья, ветер дует порывистей. Звуки свободы и приключений и Ваня решается бежать им навстречу, подальше от людей.
Она абсолютно неуклюже, а от своей подростковой пухлости еще и гротескно и нелепо карабкается по выступам. Где-то в ущельях перепрыгивает через рудники, где-то на полянах рвет цветы и ягоды. Ваня сама себе придумывает игры. Найти два одинаковых камня, добежать быстрее, чем палку сплавит по ручью, поймать белку. Ване весело и время летит незаметно. Вот уже ее платье помято, запачкано травою и несколько швов на рукавах начали расходиться. Дамские плятья, пусть и для совсем юных, совсем не предназначены для игр в горах.
В какой-то момент, когда солнце начало стремительно падать за горизонт, раскрашивая скалы в красно-фиолетовую палитру, Ваня остановилась, смахивая испарину со лба. Стала осматриваться и наконец думать о том, где же она сейчас. Ее совсем не пугало если ее не найдут, и она не вернется в Эренхаст. Так прекрасно и так свободно быть потерянной. Вот бы оставаться потерянной всегда.
Но из мыслей о прекрасном будущем пропавшей без вести ее вывел резкий шорох в кустах. Любопытная и ничего не подозревающая девочка подошла ближе на звук, когда к ней из кустов навстречу вышло оно. Огромный, серый, мохнатый с такими спокойными, но пронзительно-желтыми глазами. Волк просто стоял и смотрел на рыжую чужестранку… Которая в свою очередь готова была завизжать. Городская и такая далекая от дикой природы, зная этих прекрасных диких существ только по присказням «придет схватит за бочок», Ваня подумала, что это конец. Во рту пересохло, и искра внутри вновь начала пульсировать сильнее и сильнее. Они так и стояли и смотрели друг на друга, пока все краски, сходили с лица Вани, что парализовало. Наконец волк сделал движение в сторону девочки и пронзительный визг обрубило на половине.
***
Пухлая, неряшливая, растрепанная, с испариной на лице и глазами-блюдцами, змейками рыжих прядей, вырвавшихся из косы и теперь обнимающих ореолом веснушчатое лицо. Типичная оборванка. Вот такой вот Ваня резко появилась перед ловчим. Буквально из ниоткуда, из воздуха. Упала на четвереньки и принялась сбивчиво тараторит.
- Я передумала… я… я хочу домой… не теряться… никогда больше… не буду убегать,- перерыв с перепуганного шепота чтоб задрать голову и осмотреться.
К своему удивлению и даже облегчению, взглядом столкнулась с мужчиной, державшим тушу чего-то рыжего в руках.
- Вы охотник? Я…- все еще сбивчивое дыхание.- Там волк… Был волк. А я потерялась и… потом… искра… и я тут… фух… помогите мне… пожалуйста.
Ваня медленно поднялась с колен и разгладила юбки, что было абсолютно тщетно, впечатление порядочной девы из хорошей семьи она бы произвела вряд ли. Только смотрела на незнакомца, пытаясь не то по одежде, не то по суровому лицу и общему антуражу понять кто перед нею. Очень хотелось верить, что охотник. Простая одежда, лук за спиной, не холенное личико городских пижонов. Мог бы быть еще отшельником или изгнанником… хуже, если беглец, скрывающийся в горах от закона. Но что бы ни случилось, на следующие несколько верст все равно они вдвоем и уже чему быть – тому не миновать.
Отредактировано Ваня Готшаль-Старжец (2021-01-16 01:57:32)
Вообще-то Рихард всю жизнь считал выражение "свалиться с неба" - иносказанием. Но вот так, среди бела дня... ладно, допустим не бела дня, а в разгорающихся всполохах заката, перед самым его носом, откуда-то из воздуха материализовалась, и упала на четвереньки симпатичная рыжая пухленькая девчушка - Ловчий понял буквальный смысл и другого выражения - "остолбенел". Потому что вполне натурально, в первые секунды застыл столбом от изумления. Первая мысль, возникшая за состоянием когда ни моргать, ни дышать ни думать - "что за..."
Потом и эта исчезла. Он выронил свою добычу, и осторожно присел перед девочкой на колени, изумленно глядя на нее снизу вверх. И правда - девочка. Самая настоящая, живая. Не морок, не мираж и не иллюзия. Веснушки, пряди волос растрепавшиеся, глаза круглые, царапина на ладошке, одета добротно, хоть и не сказать, что чистенько - юбка в пятнах, платье смято и перекошено набок, говорит.... да ж мать моя, говорит на имперском, хоть и со смутно знакомым акцентом, и главное! Главное - то, что уж никак не померещится. Ощущение, отзывающееся мурашками по спине и теплом в ладонях. Неопровержимое, такое знакомое, ощущение Искры. Девочка обладала каким-то Даром!
Вот же морровы подвязки, ну и дела! Как же она здесь оказалась?
Слушая ее сбивчивую речь поначалу он ничего не понял, да, сказать по правде был так ошарашен, что половину и вовсе услышать не успел. Что-то вроде не буду убегать, не буду теряться, потом про волка, про искру...
Никаких волков, равно как и прочих живых существ, кроме них двоих, сейчас в радиусе метров двухсот уж точно не было. Но что девочка чего-то перепугалась, и явно попала в беду, каким-то образом оказавшись одна, в диких горах - было несомненно.
- Ты кто, дитя? - спросил он, наконец, так осторожно, словно девочка могла вдруг развоплотиться от слишком интенсивного движения воздуха - Как ты здесь оказалась? До ближайшего города или деревни отсюда не один день пути!
Глаза Вани стали двумя голубыми блюдцами в обрамлении рыжих ресниц. Она смотрела на мужчину и понимала и не понимала что он такое говорит. Солнце было высоко и вокруг были маленькие домики, жмущиеся друг к другу боком. Люди и запахи свежей выпечки. А теперь солнце садится и вокруг камни, волки и из цивилизации: взрослый дядя и маленькая девочка. Такого не бывает.
- День? Целый день? Но… я же… нет… Дильгем, Дильгем же рукой подать, он вон там
Девочка повернулась куда-то в сторону горного перевала, поросшего теплым летним мхом, словно лицо юнца подернуло первым пушком. Но перед тем, как тыкнуть пальцем по направлению остановилась. Подождите. Нет. Или не оттуда она шла? Быть может… Ваня развернулась на 180 градусов. Увидела деревья где-то меж пологих горных склонов. Да, пейзаж, конечно, прекрасный и такой умиротворяющий, но сейчас он вселял только ужас и оцепенение. Ничего из окружение не хотело сотрудничать, ничего не хотело давать подсказки.
- Нет или… вон… там,- голос становился все тише и тише пока не перешел и вовсе на еле разборчивое бормотание.
Маленькая беженка и знать не знала, насколько жизненно необходимо ориентирование в дикой местности. О том, что надо запоминать откуда шел, определять направление по мху на пнях или по звездам вечером. Потому что, когда ты идешь меж деревьев или бежишь по поляне ли, вдоль ручья ль, в моменте забываешь, что вот этот вот перевал не найдешь через пару часов. Природа коварна в своем разнообразии и статичности, при этом и незаметной изменчивости.
Ваня еще пыталась крутится на месте, когда поняла что горячая ванная и мягкая постель может быть действительно где угодно: и за тем холмом и дальше горизонта. Поэтому только этот дядька посреди дикой природы и есть ее спасительная соломинка. А ведь могло и его не быть. Надо бы ему понравится, того глядишь и не прогонит. Как там порядочные дамы нравятся порядочным мужам в Империи? Девочка убрала за ухо вьющуюся рыжую прядь, расправила юбку, откашлялась в кулачок, после чего придала своему веснушчатому лицу благородный вид.
- Меня зовут Ваня Готшаль-Старжец,- протянула свою ладошку мужчине. Естественно для приветственного поцелуя в оную.- У меня еще нет кольца, но поверьте, я ученица в магической академии, буду магом созидания.
Это было, наверное, даже некоторое бахвальство, как бы между деом. Хотелось как-то дать понять, что она не абы кто, а очень полезный член общества и важный ресурс для государства в будущем. Меня нельзя просто взять и оставить. Я - нужная. Ну… пожалуйста?
- Я пришла из Дильшема, это небольшой курорт, где-то в горах. Где-то здесь, в Эренхасте. И я… потерялась,- при этом личико оставалось по прежнему таким церемониальным и невозмутимым. Разительный контраст по сравнению с испугом и паникой пару секунд назад.- Не желаете составить мне компанию? Желательно куда-то в сторону ближайшего поселения.
Живот мучительно свело в голодном спазме. Она так устала и радость свободы, сменилась на измотанность и в каком-то роде, приятную усталость, которая просит плотного ужина и чашки горячего молока перед крепким сном.
- А Вы - охотник, как я вижу...
Очень выразительный взгляд в сторону кроликов. Потом последнее обследование незнакомца. Да, определенно, таких охотников обычно и рисуют на иллюстрациях. Крепкие, суровые, что-то отшельническо-диковатое и вместе с тем спокойно-аскетическое во внешнем виде. Пожалуйста, пусть будет охотник.
- Задери меня баргест! -только и выдохнул Ловчий, ошеломленно, видя, как отчаянно девочка озирается по сторонам, и явно не может понять, каким образом попала сюда. Денегем? Это название ему почти ничего не говорило. География Империи для него ограничивалась старым томом землеописаний, который он прочел лет в шестнадцать, и большую часть забыл за ненадобностью. Хорошо знал разве что несколько приграничных областей, куда его временами заносило по делу, и точно помнил окрестности собственной родной деревушки. Все остальное, включая и те дороги и области по которым его носило в детстве - лепились в невнятную и безымянную череду поселений и дорог, мало чем отличимых друг от друга. Но как можно потеряться, неизвестно откуда? Из-за Искры? Но каким образом..
Он не успел додумать, когда девочка, после каких-то кратких размышлений, придававших ее круглому личику забавный и трогательный вид, вдруг преобразилась, и заговорила с такой церемонностью, что он бы так и сел на месте, если бы уже не сидел, опираясь на пятки и колени. Но рот, натурально, приоткрыл от изумления. Это еще что за светский раут посреди продуваемых всеми ветрами голых скал? Впрочем, таращился в ошеломлении секунды две. Потом кхекнул, чтобы хоть как-то это глупое изумление, но улыбку не сдержал, пришлось опустить голову, чтобы ее скрыть. Ну надо же! И-зу-ми-тель-но! Настолько, что он и слов-то таких подобрать не мог, чтобы охарактеризовать происходящее. Свалившаяся из ниоткуда девчонка, и вдруг - такие непривычные его уху манеры, и где? У логова стрыги, на закате, за много миль от ближайшего человеческого жилья. Потрясающий абсурд ситуации и восхищал и смешил. Но, тем не менее, марку решил поддержать. Ну… настолько, насколько он вообще себе представлял хорошие манеры. Воспитание у него было, мягко говоря, далеко не великосветское. Но, поскольку работа попадалась с самыми разными людьми, кое-чего, конечно, насмотрелся. Поэтому что делать с протянутой ладонью вниз ручкой - знал. Поэтому, невольно подделываясь под официальность ее жеста, тоже церемонно поднес ее ручку к губам. Ощущение маленькой, нежной, пухлой детской ладошки в его собственной, мозолистой и загрубелой, было странным. Удивительно трогательным, незнакомым, отдающим нежностью и… почему-то горечью, совершенно непонятной и неосознанной.
Что делать теперь со свалившейся на его голову девчонкой, было пока совершенно непонятно. Зато стало понятно, каким образом она тут оказалась. Искра созидания. Он знал, что маги созидания обладают умением переноситься с места на место. Называлось это мудреным словом телепортация. Правда до этого, никогда не слышал, чтобы маг мог перенестись так далеко, обычно расстояние не превышало двухсот, от силы пятисот метров. Но удивляться не стал. Искра у детей, еще не взятая под сознательный контроль, частенько была способна на такие выбрыки, которые потом, уже сознательный, полностью обученный маг, оказывался не в состоянии повторить. Что было виной - блок ли сознания, или просто тот факт, что с взрослением менялось соотношение - яркости искры и фактурой тела - было неизвестно, но случаи совершенно невообразимых проявлений магии у детей бывали. Ваня Гошталь-Старжец. Ваня? Старжец… имя вроде сейнское. Ага, тогда понятно откуда этот слабый, но все же определяемый акцент. Рихард немного говорил на сейнате, но именно что немного, и позориться не хотелось.
Так. Но делать что-то с девочкой все-таки надо. Проклятье, и надо же, чтобы это такое случилось именно здесь и именно сейчас. У самого логова стрыги. Впрочем - до заката оставалось совсем немного. Небо уже алело. Час, может быть полтора до полной темноты, сумерки в горах так коротки, что их вообще почти нет. В темноте летучие твари не летают, кроме лизгов и лордов мышей, а значит, можно будет не беспокоиться за внезапное появление хозяйки логова. А потом?
Он со вздохом протер лоб.
- Охотник? Ну да… пожалуй охотник. - не удержавшись от ассоциации невесело хмыкнул - Серый. А вот сопроводить…
Рихард замолчал, не договорив фразы. Он понятия не имел, в каком направлении находится этот самый Дененгем. И где тут вообще какие-то поселения. Не говоря уже о том, что ему каждый шаг по имперской земле означал возрастающий риск. Единственный пункт, о котором он точно знал - был пограничный форт, не более чем в паре миль к северу отсюда. Тот самый, который он видел с утеса. Но идти туда? Да, девочку он доведет. Если повезет - даже сумеет уйти с головой на плечах. Если там не окажется кого-нибудь из Смотрящих. Все же, обычные служаки не увидят в нем ничего необычного. Можно сказаться охотником, да хоть из того же Катшенсванса, даром что до него отсюда Рейно ведает сколько миль. Но вот если окажется там кто-то из этой морровой братии, с браслетом… Нет, об этом сейчас лучше не думать.
- Вот что, юная леди. - заговорил он, наконец, и протер лоб, собираясь с мыслями. . - Ближайшее обитаемое место отсюда - пограничный форт. Но туда мы сейчас не дойдем - скоро стемнеет, луны сегодня не будет, и идти в кромешной темноте по горам не стоит. Поэтому переночуем, а к утру, я тебя туда отведу. Оттуда тамошние служивые уж как-нибудь сумеют подать весточку твоим родителям, и отправить тебя домой. Договорились? - Рихард поднялся на ноги - Ты голодна, наверное?
Совместно
Тринадцать - возраст, конечно, юный и наивный, но не настолько чтоб не понимать что незнакомый дяденька который предлагает заночевать а потом проводить куда-нибудь - может быть далеко не так дружелюбен как на первый взгляд.
Ваня придала лицу задумчивый вид. Будто бы могла не согласиться. Будто бы могла предложить свой вариант. Будто бы вообще хоть что-нибудь решала. Давече поцелованной ручкой девочка карикатурно почесала подбородок, почему-то взрослые мужчины так указывают на мыслительный процесс.
- Но рядом ведь могут быть волки или медведи, а вы хотите заночевать прямо под открытым небом. То есть. Вот без стен даже?
Вообще-то так многие пилигримы живут и как-то выживают. Многие паломники прокладывают свои маршруты с остановками под открытым небом. Ей, городской, все это в новинку. Живот снова свело болезненным спазмом. Решено.
- Говорят сон под открытым небом – хорошо для здоровья, пожалуй вы правы.
Стоило мужчине только встать на ноги и сделать пару шагов в сторону, как девочка тут же семенила за ним, словно отойди на пол метра и он может про нее забыть.
- Что Вы, я совсем не голодна,- хотя урчание говорило об обратном.- Но не откажусь разделить с Вами трапезу. А знаете что? Я уже научилась бытовой магии и могу разчежь пламя сама. Только хворост нужен. Я Вам помогу, герр…
Ваня запнулась, поняв что «спаситель» но прежнему не представился и посмотрела на мужчину искоса, ожидая когда тот назовет свое имя.
- Вогель- хмыкнул Ловчий, впервые в жизни услышавший обращение “герр”, подбирая зайцев. Надо же, неужели и до этого дожил. - Только никакой не “герр”, а Рихард.
Идти, впрочем, было недалеко. Присмотренная им груда камней, с наваленной поверх плитой, образовывавшая нечто вроде каменного шалаша, прикрывающая с трех сторон и сверху, была, пожалуй, тесновата, но вот девочке там будет в самый раз. Туда и повел девочку. Указал на оставленный там мешок с пожитками
- Вот здесь и устроимся. Посиди-ка тут, пани Ваня, сейчас принесу дровишек.
Бросил на землю у входа в укрытие обоих кроликов, и отошел к краю площадки.
(И паночка уселась куда было велено, а пока Рихард отошел за дровами начала прихорашиваться, будто вспомнила, что она все еще девочка, а не дикарка. Пыталась сжать треснувшие швы, затирала землянистые пятна на манжетах, проверила горловину платья. А когда добытчик вернулся сделала вид что просто рассматривает свое укрытие.)
Деревце было тонким, кривым и сухим, росло каким-то образом раскурочив корнями край, и какое-то время, видимо, благополучно там выживало, пока не засохло. Тупить нож необходимости не было, он попросту обломывал ветку за веткой, потом уперся ногой в основание ствола, руками ухватился повыше от середины - куда только мог дотянуться без риска сверзиться вниз, и потянул на себя, что было сил. Раздался треск, потом еще и еще, и вскоре остаток ствола остался у него в руках, а из края площадки торчал неровно обломанный под ногой отломок. Вот и все. Собрав в кучу и ветви и ствол Рихард вернулся к убежищу, придирчиво осмотрел все вокруг, еще не садясь, проверял направление ветра - не будет ли виден дым и свет оттуда, снизу, со стороны форта. Но убедившись, что отроги скал скрывают их довольно надежно, присел, вместе со своей ношей, и принялся складывать костер, отложив только в сторону остаток ствола и одну из самых прямых веток
- Вот так. Нуте-с, пани извольте показать свое искусство. - а сам тем временем взял одного из кроликов, и вынул из-за голенища нож. - И, кстати, как тебя… вас… тьфу ты! Уж прости, панночка, не привык я к таким изыскам языка. Как же тебя угораздило так улететь? Магию применила? Сама, или оно само получилось?
Стоило Рихарду попросить помочь, как Ваня церемониально поднялась из укрытия. Прямо-таки жрица идет проводить ритуал перед паствой. Потерла друг о друга ладошки, прикрыла глаза, а после расстопырив пальцы – фшух. Огонек вспыхнул меж древесины… но тут же погас, лишь слегла обуглив ветки.
- Кхм. Это я просто разминаюсь, сейчас.
И второй заход. И вновь огонек вспыхивает, но не успевает ухватится в дерево. Ваня хмурится. Чтоб тебя.
- Я сама, просто… секундочку,- торопливо уверяет Рихарда, что девочка самостоятельная.
Ловчий, впрочем, и не рвался помогать. Ему было интересно смотреть, как юная магесса пытается разжечь костер. Получалось, к слову сказать, вовсе недурно для ее возраста. Сам же, тем временем, занялся тем, что устроившись чуть поодаль, потрошил кроликов, и сдирал с них шкурки. Привычным движением кругообразно ножом по шее, чтобы надрезать шкуру, потом несколько тупых движений пальцами под шкуркой, насколько мог достать, а потом одним движением попросту снимал шкуру с тушки, как перчатку. Вскрыть уже освежеванную тушку, чтобы вынуть потроха - тоже занимало не больше пары минут, на каждого.
И третий раз, огонек снова вспыхивает и вот уже вновь собирается погаснуть, юная ведьма не выдерживает раздражения и падает на четвереньки, поддувая уже совсем не магическим путем, пыхтя, порывисто и яростно. Наконец пламя женится на веточке и костер начинает разгораться.
- Вот, совсем пустяк. Но лучше чтобы не задуло. Я сегодня немного устала, вряд ли смогу еще раз так.
Да, Ваня действительно видела себя магом и чародейкой, творящей чудеса перед простолюдином. Может быть искра внутри и пыталась подать намек, какой-то знак, что перед ней вовсе не «серый охотник» в том смысле, в котором девочка себе представляла, но голод и усталость отвлекали от этих подсказок, перетаскивая внимание на плотские нужды.
Перезвоны треска веток в огне были лучшей музыкой для ушей в конце такого дня. Ваня вновь уселась задом на землю. Да, по всем канонам жанра сейчас должна начаться занимательная история. Путники буду делиться рассказами, а рыжие отсветы языков пламени будут танцевать на их лицах. На долю секунды беглянке даже захотелось рассказать что-то интересное, стать совсем другой Ваней, придумать себе новую историю и обрисовать себя в новом свете. Но получалась в итоге все равно правда.
- Я не знаю… Магия просто помогла мне наверное? Она иногда так делает когда я рядом с бабушкой. Я очень хотела бежать. Просто, не знаю… Хотела оказаться где-то далеко. И все еще хочу, просто не так,- по лицу пробежала тень смущения. Девочка явно хотела высказать мысль четче, ярче, но что-то не получалось в двух словах. Все как-то… сложно. – Я не от кого не прячусь, или нет… прячусь, но не должна. Я… уф.
Явно запуталась в своих же мыслях.
- Забудьте, я наверное и сама не знаю как и зачем я здесь. Ну а Вы, герр Рихард? На кого охотитесь, как сегодня добыча? Где ваш дом, ваши жена и дети. Надеюсь мы сейчас не их объедаем?
Девочка кивнула на тушки кроликов, которые Рихард уже нанизывал на прямую ветку, долженствующую заменить вертел.
Тот, с интересом слушавший сбивчивый рассказ девочки, уже собирался было расспросить - а что не так с пресловутой бабушкой, но девочка сменила тему, и он аж вздрогнул от неожиданности, машинально поглядел на тушки.
Жена? Дети? Их объедаем? Это… это как?
Конечно, он понимал, что это шутка. Причем шутка, приличествующая скорее взрослому, ироничному и свободному уму, чем девочке, которой на вид от силы лет двенадцать-тринадцать. И понимал, что сейчас следует со смехом отшутиться чем-нибудь в том же тоне, например сказать, что это - теща с тестем, изрядно портящие жизнь его гипотетической супруге. Но не смог.
Много лет он не ощущал, насколько высока была цена, которую затребовал Дух за свой дар. Кто, собственно, по молодости, задумывается от таких вещах. Он и сейчас был еще молод, тридцать три - самый расцвет сил и здоровья, время жить и наслаждаться жизнью. Только вот что-то случилось именно в этот год. Не то после очередного разрыва. Не то после той девчонки, которая с воплем убежала к батьке, увидев сумку притороченную к его седлу. Но вот именно в этот год он остро понял - чем стала в действительности цена, которую он заплатил. Приговором к вечному одиночеству. Невозможности ничьего тепла рядом. Невозможности простого человеческого права продолжить жизнь на земле, оставить хоть частичку, в своем продолжении.
- Нет у меня ни жены ни детей. - отозвался он как-то бесцветно, с упором на колено разламывая стволик дерева, и берясь за нож. Несколькими рубящими движениями ножа выбвал на торце каждого из них по углублению для “вертела” - Дом… дом очень далеко отсюда. А добыча - сама охотник. Ее здесь и караулю, только вот, кажется, сегодня уже не прилетит. Солнце садится быстро.
Он поднялся и принялся вбивать подставки по обе стороны костра. Вбив первую, поглядел на девочку сверху вниз.
- Имя у тебя сейнское а говоришь ты по-имперски. Как так? Твои родители из Сейна?
Ваня подумала, что сказала что-то не так, когда заметила во взгляде охотника не то тоску, не то… сожаление? Что не так, не тот тон или слишком навязчиво? И этот уклончивый ответ о доме. Об охоте. Наверное здесь, далеко от городов манеры совсем другие. Светская беседа представляет собой нечто иное, возможно рамки «личного» и «ненавязчивого» совсем другие. Паночка не понимала если ей извинятся или расспросить, но услышав такое любимое слово тут же расцвела.
- Сейн, да,- как-то слишком широко улыбнулась.- Вы когда-нибудь бывали в Крошвице? Я там родилась, моя мама – сенка. И вся моя родня в Сейне – они совсем другие, знаете, сделаны иначе чем имперцы.
Ваня чуть нагнулась вперед к костру, как будто бы кто-то мог подслушать и кто-то кроме Рихарда.
- Я давно решила, что уплыву на родину, как только закончу обучение. Мне станет 18 и больше слова на имперском не скажу.
Нахмурилась, словно давая понять, что не шутит.
- Здесь, в Эренхасте, не любят людей. Здесь любят правила и мораль. Но… правилам ведь все равно любят их или нет, они не живые. А люди живые. Но таких, как моя мать, которые любят живое, а не мертвые кодексы…
На секунду веснушчатое личико сделалось каким-то не по годам взрослым. Обиженным и ожестаченным как не могут обижаться «простые» дети. Не так, когда их наказали или отобрали любимую игрушку. Задетым совсем в иной плоскости.
- Таких это место пожирает.
Несколько секунд в тишине и только треск костра.
- Жаль, что межу Сейном и Империей нет сухопутной границы. Было бы здорово, если я могла оказаться в Крошвице парой вспышек.
Бормотала под нос, смотря куда-то вглубь костра, словно уходила только глубже в свои мысли.
*совместно
Рихард тоже молчал, глядя сквозь огонь на девочку. Слушал, смотрел, и видел, как ее расплывшееся, было, от радости, при упоминании о Сейне, личико, словно понемногу гасло. Темнели яркие глаза, голос становился как будто более тусклым. Даже яркие рыжие кудри, в которых сейчас словно полыхал отсвет заката, на мгновение показались совсем безжизненными.
“Таких это место пожирает”.
От этих слов впору было содрогнуться. Даже не от слов. От голоса, которым это было сказано. Он ничего не понял, про мораль и мертвые кодексы, но вот этот голос… как? Как могли такие слова, исполненные такой бесконечной беспомощной горечи, вырваться у ребенка! Даже он, взрослый человек, который здесь, на собственной родине был дважды вне закона, который все свое детство бегал и прятался, голодал, чистил выгребные ямы за кусок хлеба, которого травили собаками, как дикого зверя и гнали отовсюду, который получил от Эренхаста больше, чем можно было вообразить - не ощущал настолько глубокой горечи, и даже если бы ощущал - не смог бы выразить вот так, всего в трех простых словах. Странным сопереживанием накрыло почему-то бесконечным ощущением одиночества. Не своего, того, к которому привык и с которым уже смирился, а совсем другого. Ощущением холода. Пустоты. Пораженный охотник смотрел на девочку, которая, словно забыла о его существовании, говорила сейчас не с ним, а со своими мыслями, и поневоле забыл обо всем на свете.
- Что же с тобой случилось, девочка? - только и выговорилось, тихо-тихо, почти заглушаемое потрескиванием костра.
Только вот ответить девочка не успела.
В алом мареве разгоревшегося заката, мелькнула тень, накрывшая площадку, из-за края площадки, нависавшего над ущельем взвилась громадная темная крылатая тварь, и молниеносно кинулась к ним, скользя на распростертых крыльях, словно съезжая вниз по наклонной.
- На землю! Живо! - только и успел выкрикнуть Ловчий, заметивший стрыгу лишь краем глаза. В отчаянии он соображал, что между ним и девочкой - костер, и он не успеет ни оббежать его, чтобы оттащить с пути налетающей стрыги, ни схватить лук, вытащить стрелу и выстрелить, прежде чем тварь налетит на них. Не было ни доли секунды сомнений в том - на кого она нацелилась. Моррова тварь слишком любила детей! Не имея ни секунды времени, даже на то, чтобы вскочить, Рихард не вставая, просто оттолкнулся от земли и рванулся к девочке напрямик, через костер, сшибая в огонь и подставку и вертел и кроликов, чтобы достать, повалить и прикрыть от налетающих когтей, уже чувствуя смрадный запах накрывающих их обоих крыльев…
Стрыга, молниеносно промчавшаяся над самой площадкой, буквально налетела на него, уже прижавшего было девочку к земле, ударила в плечо и отшвырнула в сторону от нее, с такой легкостью, будто он ничего не весил. Тощие, костистые лапы, вооруженные внушительными когтями впились в плечи девочки, и огромные крылья заработали, с силой взбивая воздух, поднимая вверх стрыгу с ее ношей, под дикий, торжествующий визг.
==
Она уже начинала клевать своим веснушчатым носом. Кролики на костре румянились с каждой секундой, приятный запах мясной копоти начал наполнять воздух, а девочка клевала носом. В тишине, но все еще надеясь закончить этот долгий день вкусным ужином. Похожие планы были и у стрыги.
Ваня немного сонно и лениво подняла глаза к небу когда услышала (или почудилось ли ей), что услышала звук хлопающих крыльев. Может быть гриффоны? Какая редкость увидеть грифона. Но крик Рихарда тут же вырвал из раздумий.
Практически ничего не успела понять или увидеть, только изумленно хлопнула ресницами пару раз и вот уже «серый охотник» буквально влетает к ней через костер. Протяжный, нечеловеческий вопль, сильный ветер, от которого кроны гнуться в стороны. Но по прежнему ничего не видно из-за плеча, сердце бешено бьется и от страха кровь шумит в ушах. Рефлекторно, Ваня впивается пальчиками в ворот рубахи на Рихарде. Что бы там ни было, надо держаться, надо не отпускать. Лбом утыкается в его пахнущую костром рубаху. Может быть закрыть глаза и досчитать до ста. А потом все чудесным образом само собой закончится.
Но до ста досчитать не получается. Стрыга. Отвратительная, сухая, серая и костлявая, но такая яростная и хищная, откидывает мужчину в сторону.
- Рихард!
Стремительно и резко. Ваня видит нечисть впервые, в городах такие не водятся. В животе по холодело. Словно все нутро поросло льдом. Стрыга, кто бы мог подумать, в миллиметре, в прямом контакте, вот уже самая настоящая когтистая конечность на собственной теплой коже. Вот уже и рванные отверстия на платье, словно неопрятно шилом проткнули ткань.
- Нет, нет, я пойду! Убери свои…
Абсолютно нелепо и тщетно бьется в конвульсиях из стороны в сторону, но когти на плече от этого смыкаются сильнее на мягкой плоти и становится невыносимо больно. Вскрикивает, пронзительно и громко и чувствует, как земля уходит из-под ног. Как поднимается ввысь и с каждым взмахом крыльев воздух становится холоднее. Через боль, свободными руками, девочка пытается ухватится в лапу стрыги и как-нибудь передернуть ее в одну сторону, чтоб та потеряла баланс и могла пойти вниз к земле.
- Рихард! Она сильнее,- очевидная констатация факта, но крик полный отчаянья откуда-то сверху.
Ваня думала о том, что скорее всего это конец. Куда там обычному охотнику, да соплявой беглянке тягаться с нечистью. Где же эти ловчие когда они так нужны?
==
Толчок был так силен, что рослый охотник отлетел на несколько метров, и прокатился по каменистой земле. В голове завертелось, он вскочил, как подброшенный, и успел увидеть как отрываются от земли отчаянно молотящие ножки, с одной из которой упал башмачок.
Проклятье! Вот уж когда не до мыслей, колебаний, и вообще каких-либо ощущений. Весь мир схлопнулся в одно - как сломя голову рванулся обратно, к убежищу, как цапнул с земли лук, и мелкие камешки с разгона брызнули из-под сапога от резкой остановки, как поехала нога, и всем весом приложился коленом об каменистую землю, не имея времени тянуться за колчаном попросту стукнул по нему плечом лука, так, что стрелы высыпались на землю перед ним, как цапнул первую попавшуюся в глаза своим черным оперением, и, не вставая вскинул лук, наводя его на поднимающуюся вверх с ношей стрыгу. Дергающаяся девочка в когтях закрывала обзор, мешая прицелиться снизу вверх, а дожидаться пока стрыга поднимется еще выше и развернется, чтобы любезно подставиться под выстрел было нельзя. Но и промахнуться он не имел права. Лишь попадание в одну-единственную точку могло гарантированно сбить летучую тварь на землю, а в любую другую - только напугает и разозлит, поняв, что на нее охотятся, стрыга мигом выпустит добычу и помчится на охотника. И девочка тогда камнем рухнет со все увеличивавшейся высоты. Целых пять секунд вел Рихард острием стрелы за поднимающейся тварью, держа лук натянутым до предела, и отсчитывая про себя движения крыльев, чтобы поймать нужный момент. И спустил тетиву, когда крылья в очередном взмахе пошли на подъем, открывая нужную точку.
Стрела догнала стрыгу, когда крылья были в высшей точке, и глубоко, по середину древка вошла в подмышечную впадину. Дикий визг резанул по ушам, визг боли, причиняемой широким, тяжелым серебряным наконечником, стрыга сбилась с синхронности, нелепо забив крылом,закувыркалась, и полетела вниз, вразнобой молотя по воздуху крыльями. Ловчий отшвырнул лук, и помчался бегом по площадке, к тому месту, куда она должна была упасть. Всего несколько метров, и пробежал он их быстрее, чем падала сверху отчаянно стремившаяся удержаться в воздухе тварь, крылья которой все-таки тормозили и смягчали падение.
Ловчий не поставил на удачу, в надежде, что стрыга в очередном кувырке ударится о землю спиной, а не девочкой, и бросился под самую падающую тушу, вытягивая руки. В конце концов,стрыга - не драконид, и ему не грозило быть раздавленным в лепешку. Ухватип первое, что повалилось на него сверху- тощую когтистую лапу, покрытую струпьями отслаивающейся мертвой кожи с остатками гнилых перьев, а другой рукой - сразу сграбастывая в охапку девочку, чтобы уберечь ее от удара об землю. Толчок. Круговерть, и все трое смешались в такую кучу-малу, что на секунду не разобрать стало где тут что. Визг, смрад гниющих перьев, под рукой - все еще лапа, а сверху по спине, по плечам, по инстинктивно вжатой и опущенной голове уже молотит подбитое крыло.
Рихард выпустил девочку, и все еще изо всех сил удерживая лапу, выдернул из голенища нож. Взмах, визг, от которого резануло уши, разжавшаяся лапа дернулась, едва не высвобождаясь из его хватки, крылья замолотили в попытке снова взлететь. Не получилось, зато сильные хаотичные движения буквально поволокли в сторону уже только их двоих, тварь, и Ловчего, вцепившегося в нее мертвой хваткой, и сослепу всаживающего нож куда попало, лишь бы разозлить тварь и заставить ее забыть про девочку.
Толчок. Лапа выскользнула из ставшей скользкой от тягучей бурой “крови” руки, стрыга вырвалась, сильным толчком здорового крыла отшвырнула Ловчего, и в одно движение поднялась на лапы, снова разворачивая крылья. Теперь она не визжала, а выла, кошмарная морда, похожая на недогнившее и высохшее лицо старухи-покойницы, перекосилась, отклячив в вое челюсть до противоестественного состояния. Когти скребли каменистую площадку, издавая скрежещуший звук.
Рихард выругался. Стрыга, даже сбитая на землю, с полудюжиной не опасных, но безумно жгучих ранений, припадающая на пораненую лапу, все равно одним ударом крыла могла опрокинуть навзничь, а там - одного молниеносного взмаха лапой будет достаточно чтобы выпустить кишки. Выдирая из ее лап девочку, он потерял инициативу, и вместо того, чтобы сбить стрыгу на землю, и почти без риска добить, оставаясь на безопасном расстоянии - он очутился в самом невыгодном положении - слишком близко, чтобы хоть на долю секунды иметь возможность перевести дух, и слишком далеко, чтобы иметь возможность нанести смертельный удар, не давая громадным крыльям до себя добраться. Впрочем, стрыга не дала ему ни единого лишнего мгновения. Менее секунды спустя смрадное тело налетело на охотника, норовя опрокинуть. Рихард поднырнул под крылом, бросаясь навстречу, что было сил обхватил костистое туловище одной рукой, а второй вколотил нож в другую подмышку, снизу вверх, почувствовав, как скользит вдоль кости тяжелое лезвие. Стрыга завизжала, задергалась, покатилась по земле, отчаянно пытаясь достать охотника когтями и крыльями, а тот, уже ничего не видя от летящих в глаза ошметков перьев, не обращая внимания ни на удары крылом, ни на то, что их обоих волочит куда-то, то и дело прикладывая то его то ее об камни - поворачивал лезвие в ране, достав, наконец до сустава, принялся раскачивать рукоять, вгоняя клинок меж костей. Визг достиг апогея, оглушил, Ловчий уже почти ничего не видел, все его ощущения были там, на острие ножа, и, наконец, он почувствовал то, чего ждал - хруст. Нажал что было сил, и бешеное кувыркание остановилось, когда одно из крыльев безжизненно повисло. Рихард мгновенно выпустил извивающееся тело, чудом увернувшись от зубов, едва не ухвативших его за ухо, оставил в пасти стрыги лишь клок своих волос, откатился, и вскочил, выхватывая саблю. Стрыга корчилась, с повисшим крылом и с одной подрубленной лапой став почти беспомощной, как жук, перевернутый на спину, молотила вторым крылом, пытаясь подняться, и утробно рыча.
- Ну все, курва. Долеталась - прохрипел Ловчий, с силой припечатывая бьющееся крыло сапогом к земле. Взмах, и высеребренный клинок легко перерубил тощую сухую кость плеча у самого основания крыла.
Крыло повисло. Стрыга, еще живая, забилась в конвульсиях, запрокинув голову на тощей шее, на которой не оставалось кожи, и тянулись веревками сухие серые недогнившие мыщцы. Рихард отер лоб, медленно пошел вокруг твари, не отводя от нее глаз. Даже сейчас изогнутые как серпы когти могли наделать достаточно бед. Стрыга все равно сдохнет, без крыльев эта тварь долго не живет, но вот оставлять ей хоть несколько секунд на откуп он не собирался. Поэтому, обошел повисшие крылья, и перехватив саблю обеими руками, перерубил тощую шею, которая чвяко-хрустнула под высеребренным клинком, как пропитанный болотной жижей ствол плавника. И тяжело осел на землю, рядом с изувеченным существом, чтобы перевести дух.
Стоп, рано. Девочка. Где девочка?
Вы здесь » Разлом » Полуночные огни » [1800, август] Она умела правильно теряться