- Господин ка... . - Кляйн, уже вполне оправившийся от верейнских приключений,  привычно вскинул руку, заворачивая не в комнатку во флигеле, а в перекрестье аллей. Уже привык за три года своей службы, что если капитана в это время дня нет где-то в окрестностях императорского кабинета или в нем самом, значит искать его надо либо здесь, либо в комнатенке, либо в фехтовальном зале. И еще не привык за два дня, к тому, что привычная фигура не мелькает утром на плацу, а в течение дня - тут и там. Не привык обращаться "господин граф", и уж точно не привык к тому, чтобы видеть бывшего капитана в гражданском. Но что-то из привычного уклада все же сохранилось, и человек, размеренно мерявший шагами площадку и дымивший сигарой, глядя себе под ноги, обернулся на голос. - Господин граф. Его Императорское Величество желает вас видеть.
Желает видеть?
- Благодарю. - Фон Гесс с силой ткнул сигару тлеющим кончиком прямо в чугунный витой столб, поддерживающий раму на которой вились растения, чтобы загасить, по привычке потянул руку, чтобы одернуть мундир, наткнулся на длинную полу сюртука, и, досадливо дернув щекой, пошел по дорожке к ближайшему входу во дворец. По дороге кинул недокуренную сигару в одну из высоких, похожих скорее на украшения, нежели на сугубо утилитарные предметы, резных урн.
Желает видеть...
От этого неожиданного вызова, спустя два дня гробового молчания, можно было ожидать чего угодно.
Два дня с их последней встречи, очень непростого разговора, слов, выслушивать которые было мучительно, предложения, принять которое было унизительно, но которые, тем не менее и выслушал и принял.
Два дня с того момента, как они с Александром гадали - чем кончится история с Рунаром, а сам он все спрашивал себя - поможет ли хоть сколько-нибудь императору его совет. И как поведет себя Рунар. И как это воспримет его величество. Правда под вечер Александр сообщил, что Ламберт, после встречи буквально на ходу буркнул отрывисто, что ун Осгерд возвращается в Палату. А еще сообщил, что император заперся у себя, и не пускает к себе даже его.
Впрочем, Рихард мог понять и это, о том собственно и говорил сыну. Но не мог предугадать что будет дальше.  И то, что двое суток император не вспоминал о нем - могло либо значить многое, либо не значить ничего. Слишком этого было недостаточно, чтобы делать какие-то выводы.
Благо - пока еще была работа. Слишком много дел входило в круг обязанностей капитана эскадрона, чтобы он мог передать все за один день. И эти дни ему было чем заняться - от официальной передачи дел, до совершенно неофициальных часов, которые приходилось мучить Александра изучением бумаг. Он приезжал во дворец - через вторые ворота. Проходил через сад сразу к флигелю, и проводил время либо в комнатенке, либо в своем любимом уголке, чтобы ненароком не попасться на глаза императору, раз тот не желает его видеть. Но вот как раз сегодня - все вроде было закончено. Он видел, что у Александра вся эта прорва работы не вызывает никакого энтузиазма, и, хорошо зная сына, понимал, что львиной долей этих дел он попросту заниматься не станет - либо переложит на других, либо придумает что-нибудь еще. Но это уже не было ни его делом, ни его правом. Дальше мальчик должен был все решать сам, и только он и имел право решать. А сам он должен был наконец уйти по-настоящему. Что будет дальше, какой там из него может быть советник, что входит в круг обязанностей такой должности, и прочее - он не имел понятия. И не имел понятия - что делать назавтра утром. Остаться дома? Приехать во дворец и слоняться без дела, подобно десяткам других придворных чинов разной степени ненужности и бестолковости? Перспектива вызывала содрогание. Над этим он и думал, когда Кляйн его нашел.
Ну, по крайней мере сейчас наверное что-нибудь прояснится. Двусмысленность и подвешенность собственного положения действовали невероятно угнетающе, и он был бы рад хоть какой-то ясности.
Перед кабинетом на этот раз не обнаружилось слуг.
Фон Гесс с досадой прикусил губы. Что, трудно, после двадцати лет?   При-вы-кай.
Поманил к себе одного из эскадронцев, стоявшего на карауле метрах в двух от дверей императорского кабинета, и попросил войти и доложить о себе
Взгляд солдата - Йозефа Фишера - да, всех он  знал по именам, как и все их дела от мала до велика - заставил вздрогнуть. При-вы-кай. Еще долго на тебя будут так смотреть. И если твои собственные солдаты, смотрят с сожалением, то остальные - с плохо скрываемой насмешкой и торжеством. А скоро и высказываться начнут. Неизбежность.

*совместно

Начало было неоднозначным. Казалось, император то ли нервничает, то ли сильно напряжен, то ли просто зол... Смотрел в стол, не поднимая глаз. Это показалось плохим предзнаменованием, и фон Гесс, привычно складывая руки за спиной, мысленно готовился как минимум к выволочке. Но последующие слова оказались неожиданными. Уже одно это "был несправедлив" могло бы заставить вздохнуть с облегчением, но... но император по-прежнему не смотрел на него. Готовится сказать что-то неприятное самому себе? Или ему? Или просто чувствует себя не в своей тарелке? И то и другое и третье могло равно быть правдой. А уж то, что Ламберт уже много дней не в своей тарелке - так то было еще мягко сказано.
- Я к вашим услугам, Ваше Величество.
К услугам. Ламберту не нужно было, чтобы фон Гесс был к услугам, Ламберт ожидал, что ему в ответ скажут: "Да, я все понимаю, мой император, вам не нужно извиняться". Это было как раз одним из вариантов слишком идеального расклада.
Ламберт вновь вздохнул, потер лоб так, что на кожу остались красные следы.
- Я действительно решил сделать вас своим советником еще до происшествия с Разломом, очень долго взвешивал, но это единственный вариант, который кажется мне удачным и для меня лично, и для всей империи. Александр, он... он умный, исполнительный, в нем очень много положительных качеств, но опыта немногим больше, чем у меня. Я рад, что он находится со мной все время, но чаще всего наши мысли с ним похожи. Это сложно объяснить, но я не воспринимаю его человеком со взглядом со стороны. Вас - да. И взгляд со стороны мне необходим, кроме того - еще и помощь в деятельности за рамками должности капитана эскадрона. Я это могу только вам доверить, понимаете? - Ламберт наконец-то посмотрел на фон Гесса.
Фон Гесс сморгнул. Это "могу только вам доверить" резко контрастировало с тем, что он слышал два дня назад. Что это означает? Император изменил свое мнение? Остыл? Или... Раздумывать не хотелось. Хотя от мысли о том, что его решили отставить без всякой вины, еще до катастрофы, в животе противно ныло а в груди разливался холод. Тяжело это было. Как снять собственную кожу, или отрубить себе руку. Потерять второе свое детище, которому отдал лет практически столько, сколько Александру. Тяжело. Но... как могло бы прийти в голову протестовать и сожалеть, если это место досталось Александру! Его сын стал официально практически вторым человеком в государстве! Какой отец мог бы быть настолько себялюбив, чтобы сожалеть о собственных перспективах больше, чем радоваться карьере собственного сына! Если такие и существовали - то фон Гесс таким точно не был. И то неотступное чувство потери, будто лишился части себя - было не острым и обжигающим, а каким-то назойливым фоном далеко на заднем плане. Фоном который хоть и выматывал душу, но который очень легко было заставить заглохнуть собственной волей. Хоть на время. А потом еще и еще. Если что действительно мучило, так это непонимание того, чем ему заниматься сейчас. Физически. Но как спросить об этом он не знал, а представить сам - не мог. Слова Императора звучали по-иному.Не так, как в последние две встречи. Сейчас этот голос ему был куда более знаком и привычен. Поэтому и сам ответил спокойно, как отвечал на вопросы и раньше, когда к нему за чем-либо обращались.
- Понимаю, Ваше Величество. - ответить ли откровенностью на откровенность? Рассказать - что отставка равносильна завершению смысла? Проявить эгоизм по отношению к собственному сыну? Да еще и на императора навесить совершенно уж ненужные неприятные ощущения? Нет уж. Пережуешь и проглотишь самостоятельно! А чтобы не висеть тряпкой и не ныть о потере смысла, хоть в собственной душе - пробуй найти этот смысл заново. Может быть еще и пригодишься, тем более что времена непростые. Он медленно покачал головой, раздосадованный тем, как непросто подобрать слова, и наконец произнес -
- Понимаю и благодарю Ваше Величество. Ваше доверие для меня значит больше, чем я могу выразить. Вы знаете - я готов служить вам любым возможным способом, хотя пока не очень представляю себе на практике, как это...ну... как это происходит. - он невесело улыбнулся и с извиняющимся видом пожал плечами - Я солдат, Ваше Величество. Был им всю свою жизнь. Не знаю даже как живут, и чем занимаются гражданские чины в течение дня. Чувствую себя совешенно выбитым из седла и пытаюсь снова научиться ходить. Но, повторяю, я готов служить вам в любом качестве, если только могу оказаться полезен.
- Вы привыкнете, - уверенно сказал Ламберт. - Возможно, сначала будет действительно сложно, но позже - все легче и легче. Я хочу оставить вам власть в Легионе. Полагаю даже, она будет именно такой, какой была прежде, и вам снова придется надеть форму. Возможно, я даже создам новое подразделение в Сером Легионе, но пока что у меня нет такой необходимости. Или даже не так: я не до конца понял, чего еще мне не хватает, сначала нужно утрясти все, что имеется на данный момент.
С Палатой Ламберт почти закончил, оставалось только дождаться, когда внутри нее все уляжется, после - пересмотреть весь совет, подумать, какие из советников ему действительно нужны, а какие только занимают место.
- Мне бы хотелось, чтобы в ближайшее время вы дали мне оценку императорского совета, посмотрели, как кто выполняет работу. Параллельно вам все еще нужно следить, чтобы Александр со всем справлялся, потому что, случись что, именно вам нужно будет ему помочь. Вообще, мне бы хотелось, чтобы вы поддерживали его настолько, насколько это возможно, потому что я не сомневаюсь, что он чувствует себя так же растерянно в мундире, как вы - в гражданском. И оба вы можете многому научиться друг у друга.
Что-что а власть Рихарда заботила мало - занимая фактическое положение правой руки императора, он никогда ею не то что не злоупотреблял, а даже толком и не пользовался - только Эскадрон и довольно. Собственно и поводов не было. Хотя в Верейне он это положение оценил, когда одним только его именем его эскадронцы ссаживали людей с поезда и реквизировали весь наличный транспорт по окрестным деревням. Даже и не задумался над тем, что сохранение хоть какого-то положения убережет его от насмешек - скрытые они будут все равно, неминуемо, но разве что желающих пнуть упавшего будет поменьше. Потому что то, что он услышал дальше заставило его глаза сузиться и почти хищно заблестеть. Разобраться с имперским советом? Вот уж что он бы сделал с радостью еще во времена правления Винцента. Даже продолжение не стал пояснять, и говорить о том что открытая поддержка Александра на новом посту - сильно ударит по его, Александра, авторитету, и помешает ему заработать уважение солдат. Слишком уж заманчивой оказалась перспектива.
- С превеликим удовольствием, Ваше Величество. Особенно после того, что я видел на последнем совете - он почти оборвал себя, сообразив, что такой, почти шипящий вкрадчивый тон, как будто ему предложили разом разобраться с собственными злейшими врагами, не к лицу даже бывшему капитану эскадрона, которому, если по уму, надлежало быть беспристрастным. Но нет, беспристрастным он не был. Очень уж хорошо помнил, как отвратительно ему тогда было их поведение. Так что сдержать себя пришлось сознательным усилием. Мало ли, что значит его личное мнение. А вдруг кто-то из них все-таки оказался полезен. Хрустнул пальцами заложенных за спину рук, отсчитывая до десяти, и добавил совершенно нейтрально, чтобы сохранить корректность - Могу я узнать, как члены совета вели себя в мое отсутствие?

Отредактировано Рихард фон Гесс (2020-11-29 02:33:46)

*совместно
- Слушаю, Ваше Величество.- фон Гесс медленно похрустывал суставами пальцев, перебирая в уме, что еще он хотел спросить у императора. Советники... вот же мрази, получается сидели по норам. Совсем? Но как такое может быть! После увольнения Серого боялись за свои головы? Но они-то не принадлежат Легиону. Максимум что им грозило - смещение с должности. И ведь даже не военные, чтобы это для них было делом чести. Выходит - дело честолюбия? Морра... - Скажите, Ваше Величество, а как вел себя Серый Меченый, что заслужил увольнение? Раз это произвело такое впечатление на Совет? Они боялись навлечь на себя ваш гнев, повторив какие-то его ошибки, или?

Ламберт пожал плечами.
- Возможно, я не знаю. Сначала, как вы помните, он заявлял, что фон Тэга нужно перетряхнуть, всех перекрикивал и рвал на груди мундир, рекомендовал мне ун Осгерда. Когда оказалось, что ун Осгерд ошибся со своими выводами, резко поменял мнение на противоположное и, несмотря на рекомендации, которые были ранее, начал клясться мне в том, что его заместитель человек исключительно слабоумный. Я был сильно удивлен тем, что господин Серый Меченый приблизил к себе слабоумного, но кто я такой, чтобы осуждать его за незначительные ошибки? После, когда стало понятно, что фон Тэг все-таки виновен, Серый Меченый удивительно быстро почувствовал, откуда дует ветер, снова сменил свое мнение, решив, очевидно, что я страдаю провалами в памяти. В конце концов эти метания меня порядком утомили, поэтому пришлось принимать меры. Человек, который не способен составить собственное мнение и не мотаться из стороны в сторону, чтобы прикрыть собственную, прошу прощения, задницу, явно не достоин звания Серого Меченого.

Фон Гесс так явно нахмурился, что мысли его читались сейчас безо всякого труда. Серый Меченый?! Которого он считал за вполне достойного человека, и о котором после совета говорил императору, что такой не станет паниковать без нужды? Трижды менял собственное мнение? Морра, вот это сокрушительное разочарование!
- Отвратительно. - не удержавшись, процедил сквозь зубы. - Надеюсь, что Легион выполнил свой обычай. С вашего разрешения, хотел бы навести справки, и убедиться, что он действительно мертв.
И пристрелить его собственноручно, если тот каким-то образом еще где-то прячется - читалось по нахмуренным бровям и мрачно потемневшим глазам, хоть вслух он этого и не добавил.
Зато теперь стало понятно молчание советников. Сами не знали, что посоветовать, боялись в сложной ситуации ляпнуть что-то не то, за что придется нести ответственность. А нести ответственность сии господа не привыкли. Вольно же им было в спокойное царствование рассуждать о высшей политике, развалившись в креслах. А как запахло жареным - даже минимальный риск всех распугал. Прав Александр, когда сказал, что всех бы их к стенке поставил. Есть за что, выходит. Хотя так аргументировать не получится, если император просит не личного мнения а именно оценку имперского совета - оценку надо будет выносить на основании фактов. Что ж, впервые перспектива возни с бумагами и дотошных расспросов не казалась ему бесполезным и утомительным делом, если по итогам его можно будет... стоп. Распустить совет - дело не хитрое, ломать- не строить. Но ведь понадобятся новые. Хотя нет, опять стоп. Рано еще..  Несколько секунд подумал, и решил озвучить это вслух. Хотя бы как выражение собственных мыслей, а может оказаться впоследствии полезно для самого Ламберта. Выдохнул, чуть повел плечами назад.
- Прошу прощения у Вашего Величества за то, что чуть было не сказал глупость. Чуть было не сорвался с языка вопрос, кого вы считаете достойным войти в новый состав Совета. Но это было бы опрометчиво и преждевременно, для начала надо собрать аргументированные доказательства бесполезности. Вдруг кто-то из них все-таки еще чего-то стоит, а мое возмущение их поведением не позволяет мне пока это увидеть. Уверяю Ваше Величество, что исполню ваше поручение со всем тщанием.

- Можете заняться им, - кивнул Ламберт, прекрасно поняв, что имеет в виду фон Гесс. Дальнейшая судьба Серого Меченого интересовала его лишь из-за возможности того разболтать государственную тайну, а допустить это сейчас, когда страна катилась к Морре, он не мог.
Ламберт понятия не имел, кем заменять советников, если найдет очередное слабое звено. Он и не думал раньше, что может столкнуться с такой проблемой, как переизбрание членов совета, и сейчас, когда на него свалилось буквально все, откладывал вопрос совета в самый дальний угол.
- Я надеюсь, что ситуация не настолько плоха, чтобы пришлось менять всех, - признался Ламберт. - Это будет достаточно сложный процесс, я не уверен, что сейчас повсеместная замена людей пойдет на пользу государству: новым еще потребуется время, чтобы войти в колею. А мне на данный момент нужно выстроить все так, чтобы все работало как часы.
Не сдержавшись, Ламберт провел ладонью по лицу.
- На данный момент у империи очень много слабых мест, того и гляди начнет страдать экономика из-за катастрофы в Верейне, мне нужен грамотный экономист, способный все просчитать так, чтобы мы вышли из кризиса с минимальными потерями. Нужен специалист по внешней политике: страны, участвовавшие в Конклаве, наверняка потребуют компенсацию, мне нужно провернуть все так, чтобы расходы на нее были снижены до минимума и не стали причиной проявления агрессии в сторону империи.
Он мог перечислять еще очень долго.

фон Гесс медленно кивнул, перебирая в уме членов совета. Советник по экономике был как раз в прежнем совете самым вменяемым. Не скандалил, не лез с высказываниями, не пытался выпячивать собственную значимость. Просто тогда обсуждали дела его не касавшиеся. И потом не пытался на что-то повлиять потому что это, собственно и не его дело.  Надо бы поговорить с ним. И сверить данные с данными прошлых лет. Проклятье, как же жаль, что не тому учен.   Куда как больше шансов чего-то не понять именно в этом. Все-таки одно дело контролировать счета и снабжение одного эскадрона и совсем другое - совать нос в государственные финансовые реестры. Кого бы к этой проверке подключить, чтобы собственное мнение подкрепить более профессиональным взглядом? Ладно, об этом подумаю.  А вот по иностранным делам - точно стоит подыскивать нового. Этот увалень, который на все слова Серого Меченого лениво тянул "нельзяяя" подразумевая теоретическое возмущение итерийской магократии - точно не на своем месте. Об интересах своей страны бы думал.  Ладно, и его проверить надо, хотя тут куда как проще.
В конце концов он поднял голову, и едва заметно но с отчетливым удовлетворением улыбнулся.
- Сделаю все, что в моих силах Ваше Величество.

Нелегкая это работа - быть в курсе происходящего, когда ты - всего лишь женщина. Которым не положено знать больше того, что их напрямую касается, и которых не положено волновать. После того знаменательного чаепития, на котором Ламберт лишь частично приоткрыл завесу над странными известиями и новостями, Диана решила, что довольствоваться лишь одним источником сведений будет, как минимум, неразумно. За этими новостями, странным поведением людей, скрытой неуверенностью и преувеличенной решительностью племянника, ей угадывалась приближающаяся буря. Все еще неведомая, но явно неминучая. Буря грянула, да такая, что она весь следующий день не могла прийти в себя от ужаса и восторга. Таких новостей, даже от женщин уже было не скрыть. Рухнула Верейнская Академия! Землю расколола некая чудовищная сила! Верейн погиб, а вместе с ним - все маги, занимавшие высшие ступеньки в иерархии всего мира, кроме, как говорили, чудом уцелевших итерийцев.
Ну уж теперь-то Ламберт вынужден будет советоваться со всеми, кому мало-мальски доверяет! Ему понадобятся люди готовые его выслушать, мнения, которые помогли бы ему складывать собственное, знания, которых нет у него самого, и плечи, в которые, если совсем уж припечет, можно поплакаться. Неплохой был шанс попытаться занять хоть одну из этих важных позиций, а еще лучше - сразу несколько.
Диана с минуты на минуту ждала известий о срочном созыве совета, и пыталась предвидеть, какие у нее шансы на то, что плодов давешней беседы за чаем хватит на то, чтобы Ламберт обратился к ней. По всему выходило, что никаких. Доверять-то он ей, доверял, но, сколько бы ни говорил во время той беседы, что не считает женщин в чем-то ниже или глупее мужчин, она была уверена, что даже мысль обратиться за советом к женщине в трудный час, ему самому в голову ну никак не придет. Наглядным примером было то, что наутро того дня, когда новость о катастрофе просочилась по всему дворцу, Ламберт, зайдя ненадолго к матери, вел себя, разумеется, как почтительный и любящий сын, но на расспросы о произошедшем ограничился лишь общими фразами, причем так вскользь и без видимого волнения, что Элинора, святая душа, и не подумала беспокоиться. Исходя из поведения сына решила, что все под контролем, и если о чем-то и беспокоилась, так это о  том, что вследствие этого досадного происшествия Ламберт стал хуже есть и меньше спать. 
Диана, впрочем, не была ни легковерна, ни свята, и голову на плечах имела не по-женски рациональную. И, тепло утешая невестку, сокрушающуюся о том, что нервозная обстановка мешает Ламберту посещать семейные трапезы, и отнимает у него даже то немногое время, которое он ранее ей уделял, сама отнюдь не собиралась довольствоваться теми крохами информации, которыми с ними снисходили делиться.
Первым, и самым главным источником информации был Генрих Кернер. Некогда романтичный юноша, только-только поступивший на службу в Эскадрон и без памяти влюбившийся в прекрасную принцессу, ею, в свое время, в качестве супруга не рассматривался, поскольку был недостаточно родовит. Хотя его рыцарственное преклонение, в духе старинных романов, было ей, чего греха таить, весьма лестно. Против всех ожиданий, ее замужество, хоть и разбило ему сердце, но от любви не излечило. Очевидно, свою роль здесь сыграли все те же рыцарские романы, которыми его в детстве явно пичкали сверх меры. В частности, та проникновенная история о рыцаре, многие годы преданно обожавшего королеву, и умудрявшемуся одновременно верой и правдой служить ее супругу, королю. Хоть Отто фон Хоффман и не был королем, и Кернер никогда ему лично не служил, но в остальном история была схожа, вплоть до того, как тщательно он скрывал от всех имя дамы своего сердца, и для чар всех прочих дам прослыл совершенно непробиваемым. Это было еще более лестно, это было интересной игрой, и за годы своего замужества Диана с удовольствием в нее играла, ничем не компрометируя себя, однако, не давая костру погаснуть. Не ленилась время от времени подбрасывать в него топливо в виде случайных долгих взглядов, оброненных платков, случайных прикосновений, и тайных вздохов, от которых Генрих преисполнялся уверенности, что чувство столь же пылко и взаимно, и она, храня верность супругу лишь подчиняется своему долгу, тогда как на самом деле... На самом деле таких вот тайных воздыхателей у Дианы было несколько, совершенно не знавших друг о друге, и она тщательно следила, чтобы ни один из них не соскочил с крючка. Впрочем, она и вправду выделяла его среди прочих, поэтому, когда после гибели супруга и положенных сроков строгого вдовства, Диана перебралась обратно во дворец, именно для Генриха наступил час заслуженной награды за годы его аскетического служения. И если для редких встреч с прочими поклонниками, Диана отводила строго ограниченное время, тщательно выбирая всякий раз дни и обстоятельства, по которым проводила время в унаследованном от мужа столичном особняке или в его же поместье, то для встреч с Генрихом возможностей было множество, даже несмотря на неизбежную ротацию постов.
Безусловно, солдаты эскадрона умели держать языки за зубами. Однако давняя любовь, реализовавшаяся после многолетнего ожидания, вкупе с зачарованным вниманием и восторженным интересом возлюбленной к каждому его слову и поступку, мало-помалу перебороли даже вколоченную годами привычку молчать, и уже больше полугода Кернер рассказывал старательно слушавшей его Диане практически все, начиная с того, что видел сам, и заканчивая слухами, циркулировавшими в Эскадроне и Легионе.
Вторым источником была собственная словоохотливая горничная Марта, у которой уже год как крутился умеренно успешный роман с камердинером Ламберта, и которая с удовольствием чесала языками со всеми слугами, которые выказывали желание пообщаться. Процедура туалета госпожи же, была для нее квинтэссенцией блаженсва, поскольку та никогда не велела помалкивать, а напротив, была очень мила и благосклонно слушала. Этот источник был потенциально хорош еще и тем, что тщательно дозируя то, что известно горничной, и вбрасывая в ее присутствии те или иные замечания можно было быть уверенной, что та добросовестнейшим образом разнесет слух по всему дворцу, и, не зная, как пока использовать эту возможность, Диана радовалась возможности иметь про запас такое своеобразное оружие.
Третьим источником была Элинора, для которой Диана была не столько золовкой, сколько самой старинной и задушевной ее подругой.
Сплетни и слухи, подцепленные в разговорах с разными людьми, были источником четвертым, крайне разнообразным, если, конечно, уметь вычленять из них главное.
Диана умела. И ликовала, узнав от Кернера об отставке, а, значит, и смертном приговоре для Серого Меченого. Соотнеся это с тем фактом, что буквально за пару дней до того, заместитель Серого, Рунар ун Осгерд, был не просто смещен, но и объявлен государственным изменником, пришла в восторг, понимая, что Палата фактически обезглавлена, что перед лицом магической катастрофы должно было поставить ее племянника в безвыходное положение. Она ждала и наблюдала, однако членов Совета во дворец не собирали. Ламберт выглядел все хуже и хуже, и Элинора приходила в отчаяние, видя, что ее мальчик почти совсем не спит. Александр, прежде находившийся при юноше неотлучно, за последние дни то и дело мотался куда-то, причем возвращался в таком виде, что Марта взахлеб живописала и растрепанный вид, и помятый сюртук, и пропыленные, будто с неделю не чищенные сапоги - обстоятельства до сих пор ну никак закадычному приятелю Ламберта не свойственные. Она же рассказывала о странных людях, которых тот же Александр проводил к Императору, явно стараясь никому не попадаться на глаза, а Кернер, со слов своих коллег, стоявших на часах у императорского кабинета, по секрету сообщал, что не раз и не два оттуда доносились разговоры на повышенных тонах.
Из того же источника, она узнала и о посещении итерийского архимага, и о том, что прямо из тюрьмы на эту аудиенцию доставили... кого бы вы думали? Ун Осгерда. Что разговор и тут сошел на повышенный тон, и вышел оттуда ун Осгерд, хоть и в сопровождении Александра, но в таком виде, что казалось, готов каждым шагом раскрошить паркет под ногами.  Кернер потом сообщил, что ун Осгерда отпустили домой, и это было совершенно восхитительно!
Это означало, что дела у Ламберта идут все хуже и хуже. Не иначе, как глава итерийской делегации предъявлял нешуточные претензии за взрыв в Академии, и риск, которого чудом избег. А еще бывший Меченый превратился в потенциальную бомбу с часовым механизмом. Она хорошо знала нрав вейлов, и была знакома с ун Осгердом, достаточно, чтобы понимать, что этот человек может затаить нешуточную злобу на Ламберта, а значит, может быть ей очень и очень полезен. Уже подумывала, каким бы способом отправить ему весточку, и попытаться привлечь на свою сторону, но благоразумно решила выждать. Обычно, Легион не оставлял в живых уволенных, но ведь, обычно, после обвинения в государственной измене люди не возвращались в собственный дом. Диана дала себе десять дней сроку. Если к тому времени все останется как есть, а ун Осгерда каким-то чудом не убьют, а он за это время неминуемо распалит свою злость на императора до заоблачных пределов, вот тогда и можно будет бросить пробный шар.
Наибольший восторг ей доставило известие об опале и отставке Рихарда фон Гесса. Настолько, что когда Генрих рассказал ей все подробности, которые то от одного, то от другого, все-таки распространились по Эскадрону, ей пришлось с головой зарыться в подушки, чтобы изобразить сожаление, и не выдать распиравшей ее радости. Такого, пожалуй даже Генрих, как бы ни был ослеплен любовью, не оставил бы незамеченным, ведь сам-то он рассказывал о подробностях с очевидным сочувствием и был непритворно огорчен. Зато после того как он ушел, Диана, не в силах заснуть, еще пол-ночи кружилась по спальне в обнимку с подушкой и то и дело утыкалась в нее, чтобы заглушить торжествующий смех.
Право, это было потрясающе! На фоне катастрофы, Ламберт словно бы намеренно загонял себя в угол, и одну за другой обрубал ножки у собственного трона, да так последовательно, что даже действуй он специально ради ее, Дианы, интересов, он бы не мог сделать ничего лучшего! Обезглавить Палату, деморализовать и дезориентировать этой волной громких отставок всю свору своих советников, обзавестись сильным, хорошо информированным и умелым врагом, нажить проблемы с Итерией, и, в довершение прочего, убрать старшего фон Гесса!
К ее торжеству, помимо чисто политического расчета, от того, что Ламберт лишил себя настолько преданного пса, примешивалась и личное, глубоко затаенное, и очень давнее.
Рихарда фон Гесса Диана ненавидела всеми фибрами души. Ненавидела с семнадцатилетнего возраста. Ненавидела с каждым годом все больше, хоть никогда, ни при каких обстоятельствах и ни перед кем не позволяла себе ни тени намека на это, а напротив, была с ним самим, или при упоминании в разговорах с посторонними, неизменно благожелательна.  Поэтому сейчас, представляя себе, что должен ощущать сейчас этот напыщенный гордец,  будучи сброшен с таких высот в полное ничто, вынужденный сменить один из высших военных чинов империи на презираемое им штатское платье, повесить на гвоздь подарок Винцента, и засунуть в собственную задницу все свои заслуги, безупречную преданность , и всю жизнь посвященную службе - она готова была петь в голос.
Последующие два дня она буквально порхала по дворцу. Утешала Элинору, время от времени то и дело через слуг подсовывала Ламберту всякие вкусности, и была так ослепительно хороша в своем безмятежном настроении, что даже насупленные, напряженных лица придворных бездельников, маявшихся в том грозовом настроении, что поселилось во дворце, в ее обществе начинали проясняться.
Правда, к середине следующего дня, Диана, глядя из окна, снова увидела фон Гесса, не появлявшегося в поле зрения уже двое суток. Тот деловито шел в сторону дворца по садовой дорожке, причем в сопровождении одного из солдат эскадрона. Само по себе это было уже удивительно. Что он вообще здесь делал? Почему не сидит дома и не пьет горькую, или завещание не пишет? Это было непонятно, и стоило выяснить. Еще сильнее было желание как следует посыпать соли на его раны, и посмотреть, какое при этом будет выражение лица. Поэтому, услав Марту понаблюдать - куда он отправился, узнала, что к императору. Дальше все было делом техники - велеть другой служанке поскорее приготовить горячего шоколада, собственноручно собрать тарелочку с мармеладками и темными пряниками, и отправиться в коридор, куда выходила дверь ламбертова кабинета, в сопровождении служанки, несшей поднос.
Боялась, что придется долго поджидать, а на деле чуть было не опоздала, разговор оказался довольно недолгим, и когда она вывернула из-за угла, то увидела, как фон Гесс как раз закрывает за собой дверь, и уже поворачивается, чтобы направиться в противоположную сторону. Да как бы не так!  Она поприкусывала губы, чтобы те стали поярче, и окликнула, самым медовым и доброжелательным голосом
- Ах, господин капитан! Вот так сюрприз, я так давно вас не видела!

Отредактировано Диана фон Хоффман (2020-12-04 01:43:29)

*Совместно с графом*

То, как отставной капитан эскадрона удержал удар, Диане не понравилось. Но при этом, невольно сам дал ей в руки еще один нож.
Ведь Верейн же!
Чуть было не забыла еще и об этой прелестной шпильке, которую заготовила еще несколько дней назад, когда узнала от Генриха подробности встречи Александром вернувшихся эскадронцев, и о том, что фон Гесс, сразу оттуда отправившийся  оттуда к императору, вышел из его кабинета с посеревшей физиономией, без эполет и едва передвигая ноги. 
Явно его в этом кабинете не по головке погладили.
Да и то, что со слов своих соратников рассказал Кернер про встречу, оказанную фон-Гессом младшим своему отцу, тоже было чересчур лакомым кусочком. Самое замечательное, сыпать на эти раны соль можно совершенно безнаказанно, с видом самого искреннего восторга и участия. Откуда же ему знать, что она в курсе даже таких подробностей произошедшего, и заподозрить умысел.
Ну-ка куда и как бы ее половчее воткнуть?
Диана прикусила губы, глядя на Рихарда с прекрасно разыгранной смесью ужаса и восторга.
- Ох, да! Как же я могла забыть! Простите, во имя Рейно, граф! Я как-то не подумала, что находясь в этом ужасном месте вы подвергались страшному риску!  Не представляю, какими страшными могут быть последствия, заставившие вас отказаться от дела всей вашей жизни. - она мягко взяла его руку в свои, и  с бесконечно извиняющейся улыбкой заглянула в глаза. -  Примите мои извинения, ради всего святого! Я должна была не пенять вам за вашу отставку, а похвалить за самоотверженость! Конечно, я понимаю, что моя похвала мало значит, по сравнению с благодарностью императора, но все же не могу удержаться! Ведь там было столько людей!  А учащиеся академии, это ведь в большинстве своем сущие дети! О, граф, скажите, что удалось их спасти! Много ли времени прошло от взрыва Академии до уничтожения города? Скольких жителей успели вывести?

Творец небесный!  Да что же это такое! Что за чудовищная пытка - когда участливые и доброжелательные слова милой женщины, каким-то образом раз за разом так точно бьют по самым глубоким твоим ранам. Тем, которые запрятал поглубже, даром, что сам знаешь - такое не заживает, и не забывается. Да, не заживает, но ведь можешь запрещать себе думать о них. Не вспоминай про Верейн. Не вспоминай про то, что было потом. Не вспоминай! Этот замок закрыт и нельзя его отпирать. Нельзя! Просто ответь на вполне понятный, особено для женского любопытства вопрос. Ответь и забудь!
- Почти двенадцать часов, Ваша Светлость - собственный голос показался чужим, но, слава, слава Рейно, спокойный, почти отстраненный. Казалось, вся кровь отливала от лица, от рук и ног, приливала к сердцу, распирающей массой, не вмещаясь в него, отяжеляя дыхание - Смотрящие и весь личный состав полиции поработали на совесть. Спасти удалось всех учащихся и преподавателей, кроме тех, кто находился непосредственно в Академии, и чуть больше четырехсот тысяч человек населения, но увы, были и те, кого вывести из города не удалось.

- Полиция, Смотрящие... - Диана легко и лукаво улыбнулась, сердечно сжимая его руку в своих ладонях. Ей доставляло невыразимое удовольствие ощущать, как она холодеет, буквально ощутимо, на ощупь. Владеть собой Рихард, конечно, умел, только на каждую броню умный человек найдет подходящее копье. И уязвимое место тоже. Спасибо милому Генриху за то, что рассказал про такие заманчивые щели в этих доспехах! О, его ждет щедрое вознаграждение сегодня ночью!
- Вы не упоминаете о солдатах Эскадрона, граф? Воздаю должное вашей скромности, хотя нахожу ее в данном случае весьма неуместной. Уверена, вы приложили немало усилий к этому достижению, и именно вам и вашим солдатам обязаны эти несчастные тем, что не повторили судьбу пассажиров Танкреда Великого!  Четыреста тысяч! Представляю, как высоко оценил ваши усилия Его Величество, и самое главное, представляю, как гордится вами ваш сын!   

Удар попал. В самое сердце. В тот самый замок на который старался запереть от сознания ту проклятую ночь. Лица, жесты, голоса и слова.  Фон Гесс вздрогнул так, что его рука дернулась в ее ладонях, и скрыть это было уже невозможно. Как и смертельную бледность, залившую лицо. 
Да. Оценил высоко. Проигнорировав успех,  и размазав по стенке за неповиновение. Без колебаний решив вышвырнуть с позором. И далее, и более...
Да. Гордится. Не подав руки. Растоптав всю твою жизнь за одну свою обиду. И далее и более...
Стоп. Стоп. Нельзя об этом думать. Нельзя ТАК думать. Вспоминай все что было потом. Вспоминай слова Александра "наговорил слишком многое". Вспоминай слова Ламберта "пожалуй я был к вам несправедлив" Держись за них. Только за них!
Да. Он помнил и это. И это помогало. Примерно как прикрыть бездонную пропасть хорошим, добротным  деревянным настилом. Ходить по нему можно, не вопрос. Только вот пропасть от этого не денется никуда. От некоторых иллюзий избавляются навсегда и безвозвратно.  Иллюзии, что действительно дорог хоть кому-то из этих двоих - больше не вернуть. Нужен, да. Для дела. Но не дорог.
Император... что ж, на то он и император. Не Винцент, любивший тебя как друга, и знавший твою душу, как собственную, а император, повелитель, имеющий право на все, и совершенно не обязанный тебя понимать и дорожить тобой больше, чем просто верным слугой, как бы ты его не любил.   
Но Александр... Рейно, Александр!!!
Он протянул руку, вытаскивая тебя из могилы, и ты был в таком отчаянии, что ухватился даже за это. Попытался поверить в то, что за его сухими словами о сожалении кроется нечто большее. Уцепился за  последние осколки своих иллюзий, вытащил себя за шкирку из бездны ради одних только этих слов.  Но теперь-то, уже отойдя от того раздрыга чувств, теперь, оглядываясь назад с ясной головой и трезвым взглядом.
Теперь- понимаешь?
Да, еще нужен. Для дела, да и просто потому, что так привычнее и удобнее. Но дорог? Любим?
Безразличный взгляд в стену. Ровный, бесстрастный голос. " Выбор чужой души я могу только уважать. Больше ничего.".   
Больше ничего... Вот она, правда. И ответ на вопрос:  Уже нет. А, может быть, и не был никогда.

- Граф? Вам нехорошо? - Диана притянула к себе его руку, коснулась ладонью щеки, повернула к себе, заглянула в глаза.  Впилась взглядом в глаза. Слишком темные, Морра их побери, а как хотелось пробраться по ним в самую глубь души и с наслаждением упиться ее горечью, как выдержанным бурбоном. Как же жаль, что не уродилась магичкой разума! Впрочем и безо всяких способностей, по ледяному холоду руки, по бледности, по остановившемуся взгляду, и, самое главное, по этому вот долгому, глубокому молчанию, она получила так многое из того, чего хотела долгие годы. Да! О, да! Как же это сладко! Восхитительно сладко! И, что еще более чудесно, возможностей травить этот источник и наслаждаться этим у нее похоже впереди великое множество. - Вы, похоже, действительно нездоровы!

Фон Гесс молча отвел от своей щеки ее руку, чтобы жест не выглядел невежливым, поднес ее вначале к губам, а потом отпустил. Поклонился.
- Прошу меня простить, герцогиня. Мне надо идти

- О, разумеется! - Диана поспешно отступила назад, и адресовала ему взволнованный и непонимающий взгляд. - Надеюсь еще не раз вас увидеть. И передайте мой сердечный привет моей милой Беатрисе, она совсем перестала меня навещать.
Отставной капитан коротко поклонился, и пошел прочь. Герцогиня с упоением смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.
Сладко! Лучше любого шоколада!
Кстати о шоколаде.
Она повернулась к служанке, все это время терпеливо топтавшейся где-то позади, потрогала пальцем серебряный кофейник, стоявший на подставке с крошечной свечой внутри. Горячий. Отлично! Кивнула на дверь императорского кабинета и спряталась за створкой. Служанка постучала и вошла, а Диана, выждав несколько секунд, достаточные для того, чтобы девушка поставила бы на стол поднос и развернулась к выходу, тоже стукнула в дверь, и просунув внутрь голову, почти озорно поинтересовалась
- Ваше Величество? Вы сильно заняты, или вас можно отвлечь на несколько минут?