Ловчий, остановившийся при виде собаки,смотрел, впрочем, не на нее. Спинка кресла мешала,но он видел голову, плечи и руки сидящего. Заметил и платок в руке, и ворох таких же, покрытых алыми брызгами и пятнами. Когда собака отошла, он молча двинулся следом, обходя кресло по кругу, чтобы увидеть человека целиком. Тот молчал, и это было к лучшему. Может и правда удастся сделать свое дело молча, и не выдать Александра. Как раз в этот момент, сидевшего снова сотряс удушливый кашель, с характерным "мокрым" хрипом на выдохе, и он плотнее прижал к губам платок. Та-ак, лекарь не ошибся, кровотечение налицо. А откуда оно? Сейчас посмотрим.
Он посмотрел. Тем особенным взглядом, когда отбрасывая внешний мир обращался к Силе. И видел ее зримое воплощение в виде крови, струящейся по венам. Концентрируясь на отдельных участках, мог увидеть все органы и ткани, и отдельные их участки, кости и мышцы, любые участки тела, обрисованные мельчайшими сетками разветвленных капилляров. Благо, мог не стесняться, фон Гесс не смотрел на него, и не задался бы вопросом, почему взгляд визитера только что заинтересованный, внимательный и любопытный, стал черным и неживым.
Задери меня баргест, это еще что за дрянь?
За двадцать семь лет с того момента, как старый наставник принялся за его обучение, Рихард видел многое. Столь многое, что уже полагал, что его ничем не удивить. Но такое видел впервые. Вместо красивого, кружевного легочного рисунка, он видел какие-то бугры, похожие на передутые воздухом и перетянутые в самых невозможных местах шары, а меж ними - слипшиеся в гармошку стенки, походящие на скомканные тряпки. Левому легкому досталось явно меньше, правому - больше, причем еще больше - сзади. В заднем сегменте нижней доли от нормальной легочной ткани не оставалось вообще почти ничего. Впрочем, даже в таком изувеченном виде, легочная ткань свою функцию все-таки выполняла, иначе человек не мог бы дышать. Да и неповрежденных участков все-таки было больше. Но вот в этих раздутых "буграх" полопались проходящие в их стенках сосуды, просто не рассчитанные на такую эластичность, на которую способна сама ткань легких. Они и сочились кровью. Та стекала внутрь альвеол, и булькала, когда сквозь нее проходил воздух. А потом, с движением воздуха на выдохе забрасывалась в разветвления бронхов, раздражала там их стенки и вызывала кашлевой рефлекс. Тут было все просто, и залатать эти то тут то там подкравливающие разорванные сетки не представляло никакого труда. Но, Рейно-творец, что же могло вызвать такое удивительное воздействие? Как будто подсоединили к легким какой-то мощный насос, и как ударом загнали в них огромную порцию воздуха под таким чудовищным давлением, что даже эластичные стенки альвеол не выдержали. Но разве такое возможно? Ох как хотелось спросить!
Но спрашивать потом. Маг крови скользнул взглядом ниже, и поморщился. Печень тоже представляла собой жалкую картину, особенно в задней половине. Мягкая ткань была разодрана во множестве мест, и, на счастье пациента, места эти не разошлись, открывая бесчисленные кровоточащие поверхности, а буквально слиплись, как будто одновременно с разрывом спрессовались под сильным давлением. Впрочем, в некоторых местах слиплись не полностью, и он насчитал не меньше трех лакун, заполненных кровью. И одну - вскрывшуюся. Ого! А в полости крови нет. Неужели так повезло, что..
- Давно вас рвало кровью? - вопрос вырвался прежде, чем Рихард успел сообразить, что говорит.
Вот этот дикий в своей несуразности вопрос все-таки заставил фон Гесса взглянуть на незнакомца. Кто это такой, и зачем он тут? И что за чушь он спрашивает? Ну да, рвало, причем дня два подряд,  сразу после взрыва, какое это имеет значение?
- Кто вы?
Ловчий наморщил нос.
- Можете считать, что лекарь.
Фон Гесс пожал плечами, и вновь отвел взгляд на огонь
- Благодарю, но мне гораздо лучше. Уже почти здоров и более ни в чем не нуждаюсь.
- Да уж вижу. - мрачно усмехнулся Ловчий. - Что с вами случилось, герр фон Гесс? Вы не можете не знать.
Тот вновь пожал плечами и не ответил.  Снова закашлялся, согнулся мучительно, вцепляясь свободной рукой в подлокотник.
Ладно, сейчас с этим разберемся. Только где бы найти что-нибудь поострее? А вот и то что нужно, небрежно скинутое на столе - сабля с обмотанным вокруг ножен ремнем, нож, какие-то мелочи. Стоя спиной к пациенту засучил рукав, полоснул по предплечью, взяв немного глубже чем обычно, поморщился - нож таки оказался не таким острым как его собственный. Потом подошел поближе, не обратив внимания на угрожающе заворчавшего дога, и ушел в работу.
Скользить плетениями по капиллярным сеткам перераздутых бугристых альвеол было легко. Запаивать кровоточащие оборванные мелкие веточки - еще легче. Правда их было много. Очень много. Мелких, тонких, чуть больше волоска толщиной, кровивших буквально по каплям. Но если не запаять все- эти капли секунда за секундой будут собираться в лужицы, потом в ручейки и снова и снова вырываться такими вот приступами, пока однажды очередной из них не закончится отвратительным захлебыванием в собственной крови. Нет уж. Вот жалко, что тут нет Лиз. Такую, мелкую и кропотливую, как вязание кружев, работу, девочка любит и умеет делать лучше всего. Работа, требующая виртуозной тонкости и внимания, всегда отнимает больше сил, чем самые разрушительные из воздействий. Так, что когда Ловчий покончил, наконец, с последним кровящим капилляром, на лбу у него выступил пот а пальцы начали подрагивать от утомления, как это бывает после долгого письма.
Пациент его, уже минут десять как перставший кашлять, не мог не ощущать, что дышится ему все легче и легче. Он должен был как минимум удивиться такому стремительному и полному улучшению. Но он все так же сидел, погруженный в какие-то свои мысли, и не обращал внимания ни на мага, ни на продолжавшую тихо ворчать собаку. Странно. А ведь по тому, что о нем рассказывал фон Берхард... очень странно.
Так. Теперь печень. Три лакуны заполненные кровью и словно раздавленная ткань меж ними. Если действовать осторожно, то можно тоже проделать все почти неощутимо для пациента. Однако, его безучастие начинало не то раздражать, не то беспокоить. Александр говорил о "дело не только в физическом здоровье" . Может и правда что-то не так?  Хотя с чего бы. Если не считать странных травм легких и печени, вызванных непонятно чем, весь организм его пациента работал превосходно. Сердце, правда, работало в характерном ритме тригеминии, давая перебой и компенсаторную паузу после каждого второго удара, но это в общем-то нередкая беда у человека на стрессовой работе и уже не первой молодости. Ловчий и сам не избежал подобного, и не видел в этом ничего фатального, пока такой ритм устойчив. В мозгу тоже кровообращение было прекрасным, во всяком случае, сонливости не должно быть и в помине. С чего вдруг такая отстраненность от всего, что не заинтересовался не только собственным внезапным исцелением, но даже тем фактом что "лекарь" не пичкает пилюлями а просто стоит рядом. Интересно, а если его встряхнуть, чтобы проняло - придет в себя наконец? Надо попробовать. К баргестам "щадящий" режим.
Плетение полетевшее в печень было нарочито грубым. Разделилось натрое, просочилось во все три лакуны, вскипело маленькими бурунчиками, намертво "сваривая" и спекая кровь вокруг себя в плотные комья, похожие на кружочки кровяной колбасы. Запечатывая лакуны, мгновенно и эффекивно. А еще - моррово больно.

Рихард был поражен. Да что же это такое? Ведь человек явно неглупый, опытный и знающий жизнь. Вон, и штаны цветов Легиона из-под халата торчат. И такой - не обратил никакого внимания на то, что его вылечили без применения обычных способов? На отсутствие кольца мага созидания, на отсутствие всяких пилюль и микстур? Даже на кровь текущую по руке? Да любой школьник бы догадался, что такое возможно только магией. А уж член Легиона должен был и вовсе взвиться как конь, которому сунули артишок под хвост, при таком неприкрытом проявлении магии крови. Не заметить это мог бы только слепой. Причем слепой дегенерат от рождения. А этому... все равно? И ведь не врет, не притворяется, вон, ритм сердца ни на секунду не изменился. Изменился лишь однажды, когда они с Александром вошли в комнату, и фон Гесс услышал его голос. Только услышал, но не посмотрел. Почему, кстати? А к нему самому? К магу, морра ее побери, крови, которых либо боятся как чумы, либо ненавидят как моррову яму. Никаких проявлений удивления,  любопытства, или хотя бы отвращения или страха - уж характерное, точно шипящиее по венам, как игристое вино, ощущение адреналина, Ловчий за столько лет практики мог распознать даже на расстоянии. Да, морра его побери, этот человек либо полный недоумок, либо с ним и правда что-то не так! Настолько не так, что двигается и говорит лишь оболочка, знающая что требуется двигаться и говорить.
На протянутую руку маг крови воззрился как на некое удивительное, доселе невиданное существо. Когда в последний раз ему подавал руку человек, не принадлежащий Гильдии? Вспомнить не получалось.
Протянул свою, осторожно пожал.
Рука как рука. Холодная, спокойная. Неживая. Морра, и правда что-то совсем не так!!! Надо разобраться. Жалко мальчика, ведь кажется его подозрения это только вершина айсберга. В глазах его отца жизни - не больше чем в обгоревшем полене!  Ну-ка посмотрим, может тебя все-таки можно чем-то пронять. А если не пронять, то хоть посмотреть получше. Изнутри. И хрен ты мне соврешь!
- Я бы хотел получить иную награду, господин фон Гесс.
- Слушаю. - ровный, бесстрастный голос.
- Дайте руку. Левую.
Фон Гесс даже не спросил зачем. Протянул руку. Ловчий, заранее заведший руку за спину и дотянувшийся до ножа, взял его ладонь в свою левую. Правой же, быстрым движением ножа, полоснул меж обеими, разрезая и его и свою ладонь, и сжал пальцы прижимая рану к ране, чтобы не вздумал отдернуть. Ну, курва, сейчас я посмотрю поближе, что там у тебя в душе делается!
Фон Гесс даже не дернулся. Смотрел на это действо безучастно, не желая понимать чем оно вызвано. Какой-то дикарский ритуал? Магия крови? Какая разница. Заканчивай и уходи. Уходи! Оставь же меня наконец!
Ловчий же, потянувшийся своей кровью сквозь чужую, охнул, и вздрогнул сам. Обветренная физиономия стала бледнеть на глазах. Потому что вот так, прямым контактом крови с кровью, уже не направляя себя в глубину другого существа, а наоборот, вытягивая его в себя, он ощутил что травится чужими чувствами, как самым страшным ядом.
Эмоции и чувства управляют телом и его реакциями отнюдь не метафизически. Любая эмоциональная активность мозга вбрасывает в кровь свои проявления, некие вещества, которые и вызывают в нас чувства, проявления радости или боли. Адреналин известен уже много лет. Существуют и другие, названия которым в древних трактатах давались самые разные. Известно было, какие структуры мозга и надпочечников их вырабатывают. Неизвестен был лишь непосредственный механизм их действия. Маг разума определил бы эмоции сходу, просто исследовав разум. Маг крови же мог проверить наиболее сильные чувства "на вкус" . Определить - что в ней растворено, когда это самое, растворенное, при таком прямом контакте входило в его собственную кровь. По тем ощущениям, которые у него при этом возникали.
Ловчий рухнул в черный океан чужой боли с головой, перестав видеть и слышать, ощущая лишь безысходный беззвучный крик и бездонное отчаяние. Ни единой частицы света или надежды, ни единой клеточки не отравленной горечью. Чужая боль текла по его собственным жилам, заживо раздирая сердце по кусочкам, иссушивая мозг, заставляя не мечтать, а молить, умолять о смерти, о ней, единственной способной прекратить этот ад!
Он отдернул руку так, словно до этого, забывшись, держал ее в огне. По лбу градом катился пот, щипая глаза, сердце колотилось, как после схватки со жнецом, в расширенных глазах метался один вопрос, а в спокойном взгляде фон Гесса был ответ, который Ловчий, с лихвой хлебнувший его чувства, сейчас не мог не понять.
Морра, так нельзя! Плетение. Разом перекрывая секундным спазмом обе сонные и обе вертебральные артерии.
Фон Гесс рухнул, как подкошенный. Ловчий, ожидавший этого, успел подхватить, и вернул в кресло. Все произошло так быстро, что Гор, рванувшийся к "обидчику" хозяина, вместо горла схватил лишь пару прядей волос на затылке, вырвал и приземлился на ковер, мгновенно изготовившись к новому прыжку.

*совместно

Открыв глаза фон Гесс не сразу понял, почему видит над собой потолок, расцвеченный игрой теней от свеч и камина. Через секунду понял, что полулежит в кресле с запрокинутой головой. Это еще почему? Только что ведь стоял. И был этот странный человек. И... руки? Нож... Он поглядел на свою левую ладонь. Свежий шрам, даже не шрам, а словно только что зашитая рана. Значит не привиделось? Ну и морра с ним. Вообще со всем. Перед глазами был камин. Гор, черной тенью растянувшийся между камином и креслом. Голову поднял, смотрит внимательно. Тш, все хорошо, друг. Все хорошо. Потянулся, погладив собаку, и, наконец поднялся с кресла. Все тихо.
Хорошо...
И двигаться и дышать непривычно легко за четверо последних суток. Очень хорошо.
Но стоило повернуться к столу, обходя кресло, как увидел Александра, стоявшего спиной к нему. Оххх Рейно...
Ладно. Еще немного промедления.
Он спокойно оглядел себя, плотнее запахнул халат, и направился к столу, на ходу сильнее перетягивая ослабший пояс. Портсигар вывалился у него где-то там, на дороге из Верейна в Зельц, но на столе стоял привычный, как все прочие предметы, хьюмидор, и горели, оплавившись более чем наполовину, свечи в двух канделябрах. Сын молчал. Молчал и он.О чем еще было говорить - он не знал. Да и понимал, что уже бесполезно. Оставалось только ждать. Он взял первую попавшуюся сигару, не глядя, точно зная, каким движением нащупает ножик - нащупал и его, срезал кончик, и наклонился к трепещущему огоньку свечи.
Дым, ароматный дым, с непривычки после более чем пяти суток отсутствия курева, в первую секунду обжег гортань, а после первой же затяжки коротко закружилась голова, как это всегда бывает, после мало-мальски долгого перерыва. Медленно выдохнул дым, обошел стол, и сел в свое кресло. Привычным жестом передвинул бронзовую пепельницу.
Александр краем глаза уловил движение, но все еще был сильно занят изучением бутылок. Нашел бурбон - что самое интересное, такой же, как тот, который они с Ламбертом на двоих выхлестали, даже глазом не моргнув. Или сколько там этих бутылок было? Не помнилось. Сандер взял два стакана, которые стояли тут же, за стеклом дверцы шкафа, обошел отцовское кресло и поставил стаканы - один перед ним, второй рядом. Потом сорвал с бурбона крышку и плеснул в стаканы хорошо так, на половину, с негромким стуком поставил бутылку на стол.
Сел в кресло напротив и посмотрел практически спокойно.
- Я все еще считаю, что учить плавать, закинув на глубину - это жестоко, - после долгого молчания проговорил Александр, смотря в стену, сделал глоток бурбона. - Но и мне, похоже, все же стоит попросить прощения. Слишком много я сегодня наговорил.
Мерзкий все же напиток.
Фон Гесс молча следил за его движениями. Стаканы. Бурбон. И это при том, что Александр прекрасно знал, что Рихард почти не прикасался к спиртному, а угощение держал только для гостей. Это было значимо. Он продолжал молчать. Слушал. Бледно-серый дым разбивался об трепещущие огоньки свечей. Молчание, повисшее после ровных, сказанных в пространство, слов, было тяжелым.
- Еще ни одна рыба не утонула, выплыв из реки в океан - произнес наконец, и взялся за стакан. Покачал в пальцах, глядя на отражение огоньков в темно-янтарной поверхности. - Наговорил и правда много. Но просить прощения, если настолько глубоко убежден в правильности сказанного - не стоит. У всего своя цена. У убеждений - тоже.
Он отпил глоток, задержав на языке обжигающую жидкость. Медленно выдохнул, ощущая отчетливое древесное послевкусие. Странная четкость и острота любого ощущения, любого движения, любой секунды, были непривычными, и странно успокаивали. Снова затянулся дымом. Сбил пепел, хоть и было-то его всего ничего. Надо было наверное спросить - с чего это он вдруг? Но на это его не хватало. Мир схлопнулся до мелочей. До уплывающего дыма. До бликов свеч на поверхности бурбона. До безразличного лица сына, смотрящего в стену. До тиканья часов на столе, казавшегося странно четким и громким.
- Тебе надо поспать.
- Это я слышу уже неделю, - пожал плечами Александр.
Спать он будет, видимо, когда-нибудь в другой жизни. Он все еще смотрел в стену, как будто ожидал найти там какие-то ответы на свои вопросы. Которые стена, конечно, ему дать не могла.
- Было жутко взрослеть в секунду, знаешь ли, - проговорил виконт после очередного молчания и очередного глотка бурбона. И только после этого повернул голову, посмотрев на отца. - Ваша шутка с императором Винцентом подзатянулась. А здесь мы. Двое мальчишек, на плечах которых оказалось все. Жизни людей, дипломатические скандалы, неповиновение собственных структур, Ловчие, нарушившие закон. Крысы, с которыми только чудом удалось не рассториться в кровь. Недовольная знать. И это все сразу. И спросить совета не у кого. Помощи тоже можно не ждать. Жутко было. Может, я наделал ошибок. Несколько раз точно переступил законы. А ты руководил операцией в Верейне. А я знал, что ты можешь не вернуться. С очень большим шансом.
Александр пожал плечами.
- Знание влечет за собой ужас. А поддаваться ему нельзя. Потому что нас было только двое. И больше никого. Пустота. И холодные ножи за каждым поворотом.
Виконт снова сделал глоток из стакана, отворачиваясь и смотря в ту же стену.
Фон Гесс молчал. Курил, глядя сквозь рассеивающийся дым на лицо сына. Лишь едва плотнее сжал губы, когда тот вновь упомянул про Верейн, но не прерывал. Молчал и после. Сквозь глухую пелену, обступившую его, после принятого решения, слова сына воспринимались медленно. Как траектория падения камня в воду, на которую смотришь уже из-под воды. Зачем он говорит это. Пытается разобраться в собственных чувствах? Пытается объяснить причины своего настроя и своих слов? Или проверяет - прочно ли забиты гвозди? Забиты, родной мой. Забиты, не бойся.
- Ты помнишь, что я сказал тебе, когда мне наконец надоело слушать о твоем нежелании ехать в Академию? - наконец произнес он, глубоко, до саднения в груди затягиваясь дымом. - Про то, кем ты должен стать. И кем ты станешь.
- Я так и не стал тем, кого ты мне тогда рисовал, отец, - после недолгого молчания проговорил Александр. Снова помолчал. - И вряд ли стану.
Помнил. Помнил. Но академия не учила его тому, что происходило сейчас. Действовать приходилось интуитивно. Вслепую. Где-то это было оправдано, где-то - нет. Ничего из того, что было за эти дни, никогда не преподавалось в академии. И вряд ли преподавалось бы. Этому может научить только жизнь.
- Стал. - спокойно, уверенно, как говорят о совершенно незыблемых и не вызывающих ни тени сомнения вещах, отозвался Рихард. - Я перестал считать тебя мальчишкой в тот самый момент, когда ты вышел в тот день через эту дверь - он указал сигарой на закрытую дверь кабинета. - Все еще бурлящий от негодования, злой на весь мир мальчишка, в котором начал просыпаться мужчина, готовый брать на себя и долг и ответственность, даже если это претит его собственным желаниям и интересам. И никогда с тех пор я не относился к тебе как к мальчишке, а видел лишь мужчину. Даром что сам ты, в тех тепличных условиях, в которых оказались в последние годы, без проблем и потрясений, все еще мог считать себя ребенком. Ты, личный телохранитель Императора, которому уже давно не пятнадцать. Да, обрушившиеся беды это всегда плохо. И к ним никто никогда не готов. Но держать удар ты был обязан. И я знал, что будешь. Сможешь. Правильно или нет - это уже дело двенадцатое. - он вновь затянулся дымом, опустил глаза на собственные руки, поглядел на свежую отметину, отчего-то вспомнил Рысю, да и тут же забыл, как нечто не имеющее ни к чему отношение.
Снова затянулся. Выдохнул дым.
- Когда я вошел в зал, где начиналось заседание Конклава... надо было видеть все это сборище. То, как сиял фон Тэг. Какими довольными были все остальные. - дернул уголком рта в каком-то устарелом сарказме, над тем, что давно ушло - Смотрели на меня кто с любопытством, а большинство - с откровенным возмущением. Хотя миссия-то моя была не только обычной, но и в высшей степени выражающей им почтение. Бёк и Изольда смотрели на архимага. По-своему. Пока я ему зубы заговаривал. И когда мы вышли - Бёка аж трясло. Он сказал, что архимаг не только нестабилен, но и явно опасен. Тогда я заколебался. По-хорошему следовало взять его прямо там. Взять да и увезти куда-нибудь, куда баньши не забредают. Но я понял, что не смогу. Вся эта магическая кодла попросту разодрала бы меня на клочки за такое "неуважение" к одному из них. Единственное, что оставалось делать - попытаться взять его потом, после заседания. И я ушел, чтобы это организовать. Но окажись тогда со мной хоть несколько моих эскадронцев, я бы все-таки попытался. Теперь, как понимаю, это означало бы не только реакцию магов в зале, но и точно такой же взрыв, фон Тэг не позволил бы себя забрать. И на этом было бы все. Некому было бы слать приказ возвращаться обратно. И вам с императором точно так же пришлось бы срочно осознавать, что вы уже не дети. Он-то положим, еще полуребенок. Но ты - давно уже мужчина, Александр. Даже если сам себя таковым не ощущал, для меня это так. Иначе ты был бы сыном какого-то другого человека.

*совместно
- Я пытаюсь донести до тебя мысль о том, что копание в прошлых ошибках, и уж тем более попытки взвалить их на себя - бесполезное занятие. А то ты без малого сам себя обвиняешь что проглядел фон Тэга, хотя это - не тебе было решать. И даже не мне. Вот и все. И прости что перебил.
- Если бы я, как ты говоришь, уже к тому моменту был мужчиной, я бы взял на себя эту ответственность. Он бы меня послушал, - очень спокойно проговорил Александр. - Я в этом уверен. Но я отстранился. Поэтому хочешь ты или нет, а в этом есть часть моей вины. И это как раз показатель того, что на тот момент я не был готов ни к чему. И, как оказалось, и после того оказался не в состоянии справиться со всем, что навалилось.
Фон Гесс пожал плечами, и снова откинулся на спинку кресла.
- Он бы тебя и слушать не стал. - снова затянулся дымом, закинул голову, выпуская дым кольцами. Снова затянулся, глядя как деформирующиеся, уплощающиеся колечки, дрожа уплывают куда-то вверх - Император все-таки еще почти ребенок. И по-детски скор на суждения. Правильные и неправильные, равно скор. Для императора это плохая привычка. Могу только надеяться, что это пройдет. Как не конник тот, кто не падал, и не научиться ходить, не разбив колен. У тебя и полномочий-то не было настоять на своем, даже если бы ты этого и хотел. Зато они были у доброй полудюжины советников, Серого Меченого и меня. Так что повторяю, не наваливай все на себя, и не забывай, что вас не "двое" как ты несколько раз упомянул. В вашем распоряжении мощнейший аппарат Легиона с его Палатой, полиция и армия.
- Палатой? - перебил Александр. - Нет Палаты. Нет Меченого. А остальной Легион, не контролируемый Палатой, сунул голову в песок. И пока не рыкнешь, ничего не произойдет. Маги? Маги в истерике. Полиция? Они пока не нужны - достаточно того, что в городе спокойно. Крысы? Ты еще не знаешь этой истории. Советники? Я бы их под стенку поставил и расстрелял бы всех. Нас двое, отец. Я не шучу.
- Тогда учись рычать. - сухо отрезал фон Гесс - Судя по тому, что я видел - уже умеешь. Слушаются тебя беспрекословно. Полномочия у тебя с сегодняшнего дня - неограниченные. Ты получил от меня все, что я мог тебе дать. Этого достаточно, чтобы идти самому. Да, предварительно не один десяток раз разбив коленки. Но иного способа научиться - не бывает. Кому-то выпадает трудностей больше, кому-то меньше, всякому своя рубашка ближе к телу, и каждому свои трудности кажутся сложнее чем чужие. Но за тебя твой путь не пройдет никто. - он стряхнул пепел с сигары и неожиданно резко выдохнул, почти роняя руку на подлокотник кресла. Едва удалось удержать слова, которые готовы были сорваться с губ. Морра, хорош бы был тогда со своими прежними лекциями о цене сказанных слов. Наносить удар ниже пояса собственному сыну, что бы между вами не произошло - Морра, ну уж нет.
Александр снова повернул голову и посмотрел на отца в упор. Чуть прищурился. Он неплохо его знал, и сейчас эта оборвавшаяся речь вызвала в нем странный отклик. Злости не было, только какое-то странное подозрение. Даже развернулся, чтобы сесть прямо, сложил руки на столе, сцепив руки в замок.
- Что там было про недосказанности? - голос был практически вкрадчивым. Александр щурился.
Фон Гесс остро глянул на сына, точно пытаясь сквозь его глаза прочесть мысли, а потом почти улыбнулся. Тепло, печально и совершенно спокойно.
- Поймал на слове, да? Да, собственно, только и дела,  что дорогу за тебя не пройдет никто, да хотя бы потому что моя тень не будет больше стоять у тебя на пути. Теперь уже совершенно официально.
Александр помолчал. Потом снова посмотрел в упор.
- Ты пытаешься играть словами, но я, к сожалению, знаю, что у тебя в голове. Помнишь, я сказал, что знание - это ужас? Так вот, - Сандер снова сделал паузу, а потом одним глотком допил оставшийся в стакане бурбон. - Знаю. И чтобы ты тоже знал - твоя тень будет еще очень долго преследовать меня. Даже после того, как главой семьи вдруг стану я. Но это - мой путь. А твой... тебе решать. Я сожалею о том, что тебе наговорил. И не важно, какие были у меня на это причины. Ты ему нужен.
Александр поднялся с места.
- И мне нужен. Но выбор чужой души я могу только уважать. Больше ничего.
Он качнул головой.
- Поэтому... решать тебе. То, что я мог, я сделал. И... то, что сделал сам, и то, что сделал не сам. Но тело тебе еще долго послужит, если ты соберешься пользоваться им дальше.
"Знаю что у тебя в голове" - слова прозвучали как обычная конструкция, вроде как для связки в разговоре, но то, что говорил Александр дальше заставило фон Гесса всмотреться в него пристальнее, а потом скрипнуть зубами. Выходило так, что и правда знает. Хотя дальнейшее заставило еще плотнее сжать губы. Однако. И сын еще называет себя мальчишкой? Растерянным и не знающим куда ему деваться? Или бесчувственной решимости ему по-прежнему хватает лишь на собственного отца? Сожалею что наговорил и неважно какие были причины... это означало, что по-прежнему... нет.
- Сожалеешь что наговорил, и неважно какие были причины. - медленно произнес он вслух, тоже поднимаясь. - Давай-ка снова про недосказанности. Если "неважно какие были причины". Это означает, что ты по-прежнему глубоко убежден в том, что говорил. И сожалеешь лишь о том, что высказал это вслух. Это так?
- Нет, - пожал плечами Александр. - Когда я говорю "сожалею", это значит, что так и есть. И я не сказал, что я сожалею о том, что высказал вслух. Сожаления много. О многом. И здесь - о том, что наговорил. И к чему это привело.
Он помолчал, а потом взял со спинки стула откинутый пару часов назад сильно подпорченный мундир, перекинул его через локоть.
- Следовало сделать все иначе. Вообще все. Но что сделано, то сделано. И ты не прав, сломанное можно починить. И моя задача хотя бы попытаться это сделать. Здесь, с тобой. Потом - самостоятельно. Потому что все это сломало мне хребет. Но я смогу его починить. Больше некому.
Он повернул голову и посмотрел на отца, снова качнул головой.
- Важны уже не причины. А следствие. По крайней мере, в этом случае. И это первое мое такое мощное разбивание колен.
Фон Гесс медленно, словно ощупью, опустился обратно в кресло. В том крошеве, в которое за несколько часов превратилась его жизнь, мешалось все. Не связывалось. Пыталось построиться заново,цепляясь за малейшие слова, которые звучали в речи Александра как надежда для него, и снова рассыпались. Чего-то не хватало. Не хватало так сильно, что душа рвалась вон, готовая разорваться в клочья. Что-то, отчего и слова и жесты сына воспринимались как со стороны. Чего, Морра!
Души? Тепла? Хоть малейшего проблеска любви? Ни на йоту. Ни капли. Все тот же хладнокровный голос, что оглашал тебе приговор, с той же интонацией говорит о сожалении. Все тот же сухой взгляд, который без малейшей жалости смотрел на твою агонию, сейчас вопрошает - готов ли ты вернуться? Впрочем нет, даже не вопрошает, просто обозначает свою готовность принять оба варианта.
Кто ж в этом виноват? Вспоминай, учил ли ты когда-нибудь мальчика тому, что истинно сильный человек не стыдится минут слабости, просто потому, что достаточно уверен в себе, и знает, что никакие проявления не изменят его сути. И не слишком заботится о том достаточно ли сдержанно и мужественно он смотрится со стороны. Да вроде учил. Хоть не словами а собственным примером, никогда не стесняясь сказать ему, да и другим в его присутствии о том, насколько он ему дорог. Почему же сейчас мальчик выглядит так, будто говорил с чужаком или противником, выполнил свой какой-то долг, и теперь должен уйти, сохраняя достоинство? Потому что действительно так, и ты не заслужил в его душе ни искры тепла, которое не стыдно проявить? Или потому, что на него слишком много всего свалилось, и теперь он так отчаянно старается держать марку, чтобы, не приведи Рейно, его ни на секунду не заподозрили в способности проявить слабость? С каких пор пара теплых слов могла бы показаться слабостью. Впрочем... не все ли равно. Сына он, похоже, потерял навсегда. Перед ним сейчас был всего лишь преемник. Спокойный, хладнокровный, и ... чужой.
Проклятье, как же больно! А ведь пока они сидели и спорили, она почти улеглась...
Наверное надо что-то сказать? Что-то столь же официальное и пустое?
Не мог. Горло сжалось так, будто его кто-то сдавил снаружи.
Осторожно, будто стеклянную, опустил в пепельницу погасшую сигару.
- Зачем тебе эта тряпка?
Спросил не глядя. Опустив взгляд на собственные переплетенные на столешнице пальцы.

*совместно
- Императору тоже пора будет привыкать, что ты теперь капитан эскадрона, а не его личная нянька, и у тебя будет моррова прорва другой работы, помимо того, чтобы неотлучно находиться при нем. Он хоть и почти ребенок, но уверен, умеет ложиться спать самостоятельно. - Рихард обошел стол, сел и с неодобрением поглядев на погасшую сигару потянулся за новой. Терпеть не мог раскуривать погасшие. - Расскажи-ка лучше, что это такое? - он показал свежий рубец на ладони. - Если бы не это, я бы решил, что тот странный тип мне пригрезился. Но раз рубец налицо, значит он и вправду был, а значит и вправду ты его привел? Что это вообще было?
Александр не стал рассказывать о том, что император уже не ребенок вовсе, и пусть он все еще импульсивен и во многом инфантилен, но ребенком его уж точно не повернется язык назвать. И не стал рассказывать о том, что даже при наличии должности капитана эскадрона "нянькой" он все равно останется.
Просто потому что сам не сможет иначе.
А вопроса он ждал. Правда, все еще не понимал, как так бы объяснить, что это было. Он сделал еще один глоток из стакана, поморщился, а потом посмотрел на отца.
- Магия крови, - просто ответил он. Так будет лучше всего. Магия крови - как будто о погоде говорил.
Фон Гесс так и застыл, с сигарой поднесенной к огню, так, что отсветы свечей заплясали в его глазах как в зеркальном отражении. Поглядел на сына как будто у того внезапно прорезался хвост. Сморгнул, медленно досчитал до десяти, потом все-таки подкурил сигару, и устроился поудобнее.
- Поясни.
- Ловчий. Маг крови. Один из троих магов, - Александр снова сделал глоток из стакана и потер лоб. - Думал дождаться тебя, чтобы посоветоваться, как об этом сказать императору. Теперь уже все очевидно. Так и скажу.
Фон Гесс задумчиво разглядывал клуб сизого дыма, уходивший вверх.
- Значит, они в столице. И, судя по тому, что ты мог привести одного из них сюда - даже не в тюрьме. Кстати, что вообще их сюда принесло, они рассказали?
- Точно, - вздохнул Александр. - Ты же уехал раньше. Их взяли Смотрящие под столицей. Сдались без боя. Их и ун Осгерда. И сидел я с ними в тюрьме и слушал сказки о древнем народе и древнем королевстве, которые, похоже, совсем не сказки. А пришли они сюда за фон Тэгом, который побывал в Пепельных холмах, и растревожил осиное гнездо. Зашел в давно закрытый магией город того самого королевства, смог выжить и принес в себе в империю... это. Изначальную магию. О'Райли, кстати, когда был здесь, почти не обвинял. Даже говорил о том, что это теперь проблема всего мира и пообещал говорить с королем Итаном, чтобы Итерия оказывала нам поддержку. Оставил здесь свою протеже - никто еще с ней не виделся, не очень понимаем, кого выделить. Палата почти расформирована, а Легион... его надо приводить в порядок. А еще в этой истории замешаны Крысы. Знаешь, кто такой Фернандо Лара?
- Еще бы не знать - улыбнулся Рихард, выдыхая дым - Чудесный мальчик. Был помощником фон Тэга. Настолько увлеченный магией и настолько обожествлявший своего патрона, что и мысли не мог допустить, что тот может хоть отдаленно совершить нечто дурное. Он как раз провожал меня в город из Академии, когда ту разнесло на кусочки.
- Это все я знаю уже, - прервал отца Александр. - Кроме того, что он мальчик чудесный, ты знаешь, кто он?
- Маг призыва. - Рихард пожал плечами. - Где-то в столице у него живет отец. Больше ничего не знаю, а после того, как буквально силой запихнул его в дирижабль - ничего о нем не слышал.
- Так вот его отец, папа, - усмехнулся Александр, - никто иной, как Крысиный король. Та самая легендарная фигура среди Крыс. Глава всей гильдии. Он сейчас по делам в империи. И хер бы там я нашел его без ун Осгерда. А Ловчие сейчас на конспиративных квартирах Крыс. И разговор с ним был, мягко говоря, нелегким. Когда он думал, что Фернандо погиб при взрыве.
Граф аж присвистнул. Ничего себе, "папа".
- Выходит, я все-таки оказал вам с императором неплохую услугу, оставшись в Верейне. Парнишка отчаянно хотел остаться, кричал что должен помочь, хоть как-то исправить то, что натворил фон Тэг, чуть не плакал. Не запихни я его в дирижабль силком, пожалуй и остался бы. И хлебнул бы по полной. То, что начало происходить с магами спустя буквально два часа... парнишка мог и не пережить. Кстати, для меня конечно не секрет, что Крысы есть везде, и в Легионе, слышал, без них тоже не обошлось, хотя сам контактов не знаю. Но что ун Осгерд согласился помочь навести мосты - это скорее удивительно. Кто его уговорил, ты?
- Я, - кивнул Александр, снова потер лоб и вздохнул. - Я даже особо не уговаривал. Есть сейчас две проблемы, которые меня волнуют, но император меня не слушает. Может, послушает тебя. Готов слушать?
- Иначе и не расспрашивал бы. Хотя тебя сейчас не слушать надо, а к кровати привязать, но это я сделаю чуть позже. А пока рассказывай.
- У меня хватит сил, чтобы от тебя отбиться, - фыркнул смешком Александр, но тут же посерьезнел. - Первая - это Крысы. Император настаивал на проверке Фернандо магами разума. Я понимаю это решение. Только вот его папаша этот ход... не оценил. Когда мы стояли на пристани воздушных кораблей, он выглядел спокойней, чем был в кабинете. И, вроде бы, не собирался идти на конфликт. Потом я сказал сопроводить Фернандо домой, в отцовские руки, постарался сгладить максимально тот накал, который был при разговоре императора с Крысой. Но все еще он есть. И нужно его сбавлять. Императору нужно найти с Крысой точки соприкосновения и договориться о мире, потому что воевать с гильдией, которая пережила династии, королевства и города - плохая идея. Крыса опасен, это чувствуется. Хоть и выглядит он, как шут. Это только оболочка. Он опасен и, кажется, Фернандо - его слабое место. Он даже заставил императора признаться в том, что он виноват в том, что случилось в академии. Легко и играючи. Поговори потом с Его Величеством. Им нужно наладить отношения. Крысы будут полезны, особенно сейчас... дворяне шепчутся. Ламберта не хотят видеть на троне. Но это для тебя не новость. Думаю, это только начало. И Крысы могут сильно облегчить нам задачу. А вот ссориться с ними будет самоубийством.
- Причем довольно глупым самоубийством. - задумчиво кивнул Рихард - Может быть действительно смогу помочь. Конечно Крысиный король и его сын - это разные люди, но...
- Ну... он не совсем сын, - вспомнив слова меченого, проговорил Александр. - Племянник. По крови. Но он его называет сыном. И, видимо, так и считает.
- Раз называет, значит несущественно, кто он там - племянник, или приемыш. Такими словами не бросаются ради красного словца. Но с мальчиком мы вроде неплохо поладили в Верейне. Бедняге пришлось изрядно побегать по моим поручениям, потом еще на Разлом насмотрелся. Кстати, я ему еще тогда говорил, что ему нужно будет к магам разума. И даже не для проверки его непричастности, а для того, чтобы они могли его глазами увидеть внутренность Разлома. То, что там мог увидеть только он один. Чтобы об этом узнали все маги Палаты, без различия их школ. Чем больше их будет вовлечено в решение этой проблемы, тем больше шансов на то, что вместе они что-нибудь да придумают, или нароют по архивам. А что за вторая проблема?
- Рунар, - коротко ответил Александр. - И эта проблема сейчас серьезнее Крыс.
Фон Гесс нахмурился, затянулся дымом и вопросительно поглядел на сына, явно требуя пояснений.
- Я не помню, застал ты или нет, но после проверки Смотрящими фон Тэга, когда те сказали, что с ним все в порядке, но после этого император уволил ун Осгерда с должности. Ты застал это?
Рихард молча покачал головой.
- Уволил. Сам понимаешь. Меченому его должности - это то же самое, что подписать смертный приговор, - Александр сделал глоток бурбона. - И тот не остановился. Пошел к Ловчим. Хотел до конца разобраться. Там-то его и взяли Смотрящие. Он не сопротивлялся... даже слова не сказал. И потом, в тюрьме... сказал мне, что не рейнорианец. Что язычник, что его религия - эта та, которая в Фоллвейле. У них, знаешь, ты либо в бою погибаешь, либо в своей постели, но после великих свершений. А тут тюрьма. Государственная измена. Он... считает, что империя предала его. Но я видел его глаза, отец. Я говорил с ним. Этот человек - патриот этой страны, он действительно пытался предотвратить эту катастрофу. Очень странными методами, но... я не могу ошибаться. И вот, когда прилетел о'Райли, я снова его привел. А в тюрьме ему досталось. Он даже руку одному из тюремщиков сломал, когда терпеть надоело. И... дерзил он знатно. Я никогда не видел, да и представить не мог, чтобы человек может так разговаривать с императором. Он не боится смерти - никак, ни на каплю. Его Величество предложил ему вернуться на свою должность, но...
Александр сделал паузу.
-...после этого всего я бы тоже отказался, если бы мне так предложили. Там не было диалога. Там была перебранка. Он отказался, ушел... на сегодня пока трупов не было. Но, думаю, что они будут. Ун Осгерд будет защищаться, а Легион - пытаться его убрать. Но проблема не в этом, а в том, что вейлы не прощают предательств. А Рунар - это опасный противник. С его опытом, знаниями и умениями он может стать... сам понимаешь. А говорить с ним еще раз Его Величество наотрез отказывается.
Фон Гесс слушал, заинтересованно приподняв бровь,  в середине рассказа фыркнул, едва не поперхнувшись дымом, едко улыбнулся, но молча дослушал до конца. Конец был невеселый.
- Да уж, могу его понять, как никто другой. Хотя мне досталось всего лишь неповиновение приказу, а не обвинение в государственной измене, но, положа руку на сердце, я предпочел бы тюрьму и казнь, чем то, что схлопотал сам. Но речь не об этом, а о том, что ты кругом прав. Таких людей как Рунар нельзя оставлять за спиной, не будучи уверенным в их преданности. Его надо или убрать или вернуть на свою сторону. Такая бомба замедленного действия ни к чему хорошему не приведет. - он глубоко затянулся дымом и выдохнул сквозь сжатые зубы. Лицо на секунду перекосилось в досадливом оскале - Проклятье. Перебранка. С Императором. Точнее императора - с меченым! Воистину я знал, что еще не раз пожалею о смерти Винцента, но не думал, что это сожаление коснется не лично меня, но еще и имперской политики. Императору сейчас нужны не советники, а его собственный отец, который мог бы отучить его от импульсивности. И объяснить что Император - не просто человек.... Морра... и как это, спрашивается, сделать нам?

Отредактировано Рихард фон Гесс (2020-11-23 00:44:52)

*совместно
- Мое слабое место - это ты. - фон Гесс едва заметно улыбнулся - Да простят меня Беатриса, и Катрина, вся семья, да, но ты - более всего. Насчет того, что мои слова хоть когда-нибудь будут иметь хоть какой-либо вес - сильно сомневаюсь, но не вижу смысла обсуждать, поскольку ни от меня ни от тебя это не зависит. Пообещай, кстати, ни слова ему про меня не говорить. Ни в каком ключе. Чтобы если он, как ты говоришь, "остынет", его решение было только его решением, а не подсказанным тобой. Так-то он может и согласится, чтобы сделать тебе приятное, но толку от такого согласия будет меньше, чем от откровенной вражды. Пусть лучше "дозреет" сам. А пока что, расскажи мне вот что. Каким образом маг крови еще жив? Его же должны были немедленно убить Смотрящие. Ловчих,насколько я слышал, даже гаситель не берет.
- Ты не видел его, когда мы получили сообщение о том, что академия взорвалась. Он думал, что послал тебя на смерть. Он ценит тебя, отец, а это.. пожалуй, осадок после Рунара. Там действительно было жарко, и он еще не остыл до конца. Поэтому ты ему нужен. Просто Его Величеству нужно успокоиться. И, Морра, выспаться. Он спит еще меньше меня, - Александр вздохнул и кивнул. - Обещаю ничего не говорить.
Не обязательно говорить, чтобы донести мысль.
- Я не сказал ему. Один я знаю, что он маг крови, - проговорил Александр после паузы.
- Откуда?
- Он сам мне сказал. Напрямую.
- Погоди-ка... - фон Гесс осторожно снял голову собаки со своей руки, жестом уложил пса на пол, переложил сигару в левую руку, и дотянувшись правой до бутылки, плеснул в оба стакана. Правда почти символически. Снова откинулся на спинку кресла, затянулся, и, хмурясь сквозь дым попросил.
- Как и когда он мог тебе об этом сказать. И, Морра его побери, почему? Он ведь не может знать, что должно последовать за таким признанием. А он сознается в том, что он маг крови, так просто, как если бы драл зубы на рынке?
- Я говорил с ними со всеми в тюрьме. С каждым, - Александр усмехнулся. - Его, кстати, тоже зовут Рихард. Мы говорили, я удивился тому, что он не остался в империи, он и сказал, что мага крови империя приютить точно не могла. А что ему терять? Он и так записался в мертвецы. Заранее. Все, что я мог сделать - узнать то, что мне было нужно. И дать ему трубку с табаком. Все.
- И когда мне поплохело ты позвал его... - фон Гесс не спрашивал, а скорее констатировал - Это все так паскудно выглядело, да?
- Когда твой отец кашляет кровью? Ну да, не самая милая картина, знаешь ли. Еще и дышать нормально не может, булькает и хрипит, - качнул головой Александр.
Рихард фыркнул.
- Могу представить. Хотя почти ничего не помню. - он и правда почти не помнил. Ни того, что было вокруг, ни того, что творилось с его собственным телом. Помнил только беспросветный мрак в котором пребывал. И знал, что не забудет до конца своих дней.
- И не нужно. Он тебя подлатал. Сказал, что неплохо подлатал.
- Что ж. Кажется я сказал ему спасибо? Кажется да... - он снова затянулся сигарой, стряхнул пепел и мрачно поджал губы. - Магия крови... Морра ее дери. А на вид человек как человек. Жутко это, когда кому-то дана сила лишь пальцем шевельнув - убить, исцелить, а то и искалечить, да так, что комар носа не подточит. И управы на таких нет, раз Гасители их не берут. Уже решили, что делать с Ловчими?
- Пуля в лоб остановит кого угодно. Хоть Ловчего, хоть не Ловчего. И дай пистолет в руки психопату - кто будет виноват, психопат или пистолет? - Александр приподнял бровь. - Вы с ним чем-то похожи. И не его вина, что его дар - такой. Поэтому я и не сказал ничего императору.
Виконт вздохнул.
- Ловчие в сопровождении армии и магов отправятся к Разлому. На разведку, для начала.
- Смерть не самая лучшая управа, особенно если дар можно использовать на благо. Хорошая идея, но скажи - какой им, Ловчим, резон с нами сотрудничать? И уж тем более - идти к Разлому, от которого кажется можно сейчас ожидать любой пакости, судя по тому, что рассказывали нам Маурер и Флейшер в дилижансе.
- Кроме того, что иначе император их всех казнит? - Александр наклонил голову к плечу, потом сделал еще один глоток из стакана. - С ними есть парень... Ловчий. Я таких еще не видел.
- Император в Эргентвере. А дорога к Верейну - долгая. Ловчие - опытные охотники. Людям, которые один на один выходят к нечисти, с которой не всегда способен справиться и взвод лучших солдат, при желании, не составит особого труда попросту утечь где-нибудь по дороге. С сопротивлением или без него, особенно когда дорога подойдет к горам, удобных мест для побега и укрытий там более чем достаточно. Есть у них какая-то иная мотивация, кроме угрозы казни? И что за парень такой, раз даже тебя впечатлил?
- Ну, им запрещено убивать людей. Кодексом их гильдии. Поэтому вряд ли они несут угрозу для наших людей.
- Я не про угрозу. Сбежать может и обычный воришка, никого при этом не убив, а уж такие охотники как Ловчие, да еще и маги - которые Морра знает, что могут уметь и помимо убийства - при желании сбегут из-под любого конвоя, особенно за несколько суток дороги по трудной местности.

Отредактировано Рихард фон Гесс (2020-11-23 00:44:02)