*совместно
Когда фон Гесс исчез за занавеской, Элинор, брезгливо оглядевшись, хотела было прислониться к стене, но ей показалось, что даже стены здесь пропитаны мерзостью. Мерзость заполняла воздух вокруг, мерзость протягивала тоненькие щупальца прямо в нее, пропитывая собой и саму Элинор. Искра откликнулась на эту мерзость и начала будто разгораться, причиняя Элинор сперва едва ощутимый дискомфорт, а затем вызвав тошнотворное головокружение.
Больше не думая о том, что здесь ни к чему нельзя прикасаться, Элинор уперлась в стену рукой и часто задышала, хватая воздух ртом, похожая на огромную, выброшенную на берег рыбу.
Визг и топот шагов с верхнего этажа привел ее в чувство. Она сурово смотрела на бежавшего вниз студента. Точнее, он только думал, что бежит. На деле же он кидался из одной стороны в другую, умудряясь при этом переставлять ноги, не падать и спускаться по лестнице. Одет он был кое-как, явно делал это очень поспешно.
Элинор, хватаясь за стену, пыталась не думать об отвращении, которое вызывала у нее мысль о том, чем он там только что занимался. Дурнота, которая так неожиданно накатила на нее, казалось, отступила. Но девица в одной простыне вызвала у нее новый приступ дурноты. Тихонько застонав, Элинор опустилась на скамеечку у двери. Когда же это все закончится?
Двое других любителей быстрой любви не заставили себя долго ждать. Они тоже не утруждались долгими сборами и выглядели точно так же, как и первый. Да и передвигались похожим образом. Один из них о чем-то заговорил с фон Гессом, но Элинор не слышала разговора. В ее ушах нарастал гул.
«Это же набат… просто набат… наверное»
По лестнице медленно и грациозно, с чувством выполненного долга, которое отражалось в каждом ее движении, прошествовала Рыся. Только по подрагивающим кончикам усов можно было определить, что Рыся веселится. Но веселился дух недолго.
«Началось» - Элинор показалось, что Рыся рявкнула ей это в самые уши.
«Немедленно скажи фон Гессу. Тебе нужно уходить!»
«Это сейчас пройдет. Я устала. Не может оно начаться. Слишком рано, я ничего не успела»
«Упрямое племя…»
«Проходит…»
При виде того, как студенты покидают бордель, Элинор и правда почувствовала себя лучше. Хотя бы эти спасутся. Нет, что означает «хотя бы»? Должны спастись все!
«Рыся… ты что-нибудь еще чувствуешь»
Рыся –кажется, впервые – ей не ответила. Она подошла к графу, несколько раз тронула его лапой, потом повернулась к Элинор и зарычала.
Такого обращения, пожалуй, не понял бы разве глупец. Фон Гесс всмотрелся в лицо магессы, присел на колено перед скамеечкой, встревоженно заглянул в глаза
- Вам дурно?
- Нет, нет, я просто устала, - Элинор сама верила в это. – Пойдемте отсюда скорее.
Рыся фыркнула и демонстративно отвернулась. Это означало: "делай, что хочешь, мне все равно".
"Рыся, в трактире больше не было ничего?" - позвала ее Элинор.
Рысь немного помолчала, потом нехотя ответила: "Ничего".
- В трактире больше нет следов, - сказала Элинор фон Гессу. - Идем на площадь?
- Идемте. - фон Гесс поднялся, протянул руку, однако облегчения на его лице не было. Напротив - оно стало еще более мрачным и сосредоточенным. Первый звоночек, очевидно, прозвонил и для нее. Хотя она-то преподаватель, и явно покрепче чем студенты, а те вон, еще тоже вполне шустрые, но, как знать сколько им осталось, и как долго продержится она. Впрочем, рысь пока была на месте. В магии он не разбирался совсем, но некоторые общеизвестные истины более ли менее знал, и хотя бы в этом был спокоен, что пока магу призыва хватает сил удерживать контрактера в материальном мире, дела его еще не безнадежны. Что ж, хотя бы до Смотрящих дойти можно будет без опасений.
Рысь побежала вперед, благо до площади от "Черной моли" было не больше двух кварталов, и они благополучно их и прошли, когда буквально у самого выхода на площадь,, в узком проулке меж двух домов, услышали истошный вопль.
- Нет! Не надо! Кто-нибудь, помогите! Остановите его! – кричала женщина. Подстегиваемая воплем, Элинор бросилась бежать следом за Рысей и графом. Оказалось, бежать далеко не пришлось – завернув за угол дома, они увидели и ту, которая кричала, и причину, по которой она кричала.
Женщина того неопределенного возраста, которого достигают простолюдинки, когда им легко можно дать от тридцати до шестидесяти лет, металась туда-сюда по дорожке возле двухэтажного дома, заламывала руки и кричала, призывая непонятно кого на помощь – ведь соседние дома были явно пустыми, наверное, оттуда уже все выехали.
А на покатой крыше дома, на самом ее краю, стоял серьезный и сосредоточенный ребенок – мальчик лет четырех. Он то поднимал, то опускал ножку, обутую в крошечный ботиночек, и явно собирался вот-вот шагнуть.
Элинор почувствовала, как у нее внутри все холодеет при виде это сцены. Дом был немаленьким, дорожка прямо под тем местом, куда должен был вот-вот упасть ребенок, была добротно вымощена камнями. Если он упадет на эти камни… она даже боялась себе представить, что будет.
«Рысенька… лезь скорее…»
- Ки-ся! – восторженно взвизгнул ребенок, наблюдая за тем, как Рыся потрусила вокруг дома, пытаясь найти, где можно на него взобраться.
- Стой там! – невольно вырвался у Элинор истерический крик, когда она увидела, как покачнулось тело малыша. – Не двигайся!
- Рихард! – она повернулась к графу фон Гессу, чувствуя, что еще немного – и заголосит вместе с этой несчастной женщиной. – Рыся не успеет…
- Что за - только и успел спросить Рихард непонятно у кого, увидев мечущуюся женщину, потом взглянул вверх, и все на свете, все чувства, мысли, даже сердце, оборвались и ухнули куда-то в пустоту. Он даже подумать ничего не успел, как инстинктивно бросился к стене дома, на дорожку, под тем самым местом, где уже над самым краем нависал маленький ботинок. Едва успел вскинуть руки, не раздумывая - сумеет ли поймать, а поймав- удержать, потому что не было даже мыслей. Один только инстинкт, замещающий собой все остальное. Не только собственное тело, а весь существующий мир.
- Вы… - у Элинор перехватило дыхание, и она больше не смогла сказать ни слова, только смотрела с ужасом, как шагает в пустоту ребенок, как камнем летит он на землю, и как падает прямиком в руки фон Гесса. Граф покачнулся, но удержался на ногах, и в этот момент Элинор почувствовала к нему такую искреннюю благодарность и симпатию, что забыла и о его службе, и о цветах его мундира.
Женщина, все так же голося, выхватила у графа свою кровиночку и принялась, подвывая, осыпать спасенное дитя поцелуями.
Рыся, достигшая крыши, смотрела сверху вниз на все происходящее с непонятным блеском в золотых глазах.
Элинор подошла к графу и, чувствуя, что вот-вот непонятно почему сейчас расплачется, сказала:
- Спасибо вам…
Женщина тут же спохватилась, и тоже ринулась с изъявлениями благодарности, не выпуская закапризничавшего ребенка из рук.
- Господин! Вы ему жизнь спасли! Как мне вас благодарить?!
- Что? - вернуться обратно в сознательный мир оказалось непросто, все звуки вокруг словно как-то выключились, за те невыносимо долгие секунды, пока прямо на него падало сверху маленькое тельце, и подставленные руки казались чужими, неспособными поймать и удержать. Так боялся не удержать, что не сразу понял, что таки поймал, и что можно уже отпустить, матери оказалось не так-то легко выхватить ребенка из, казалось, неспособных больше разжаться, рук. Но когда сообразил, что все-таки все получилось, малыш на руках у матери, что и она и Элинор что-то говорят, едва поборол желание затрясти головой, чтобы вытрясти из ушей странную глухоту.
Та, впрочем, уходила и сама, и повторенные слова все-таки услышал.
- Идите к Восточным воротам. Не идите, а бегите. Там вас посадят на телегу или в фургон, и вон из города.- говорил совершенно машинально, только потому что эти фразы намертво въелись в сознание. - Сейчас же, слышите?
Женщина торопливо закивала, повторяя, что все знает, все сделает, что слышала про эвакуацию и уже собиралась уходить, когда ее сынишка забрался на крышу…
Дальше Элинор не слушала. Муть, появившаяся и пропавшая было в борделе, вернулась к ней с новой силой. Искру стало так сложно контролировать, как будто она делала это впервые.
«Как глупо!» - последнее, что сказала ей Рыся, перед тем как исчезнуть.
В ушах гудело, и сквозь этот гул не пробивались больше никакие звуки. Окружающий мир словно накрыла пелена, сквозь которую было очень плохо видно. Стоявший рядом граф фон Гесс казался теперь черно-серым пятном на фоне большого коричневого пятна – дома.
- Пойдем скорее на площадь, - проговорила Элинор и почти не услышала своих слов. – Мне кажется, у нас очень мало времени…
Последние остатки оцепенения с Рихарда как ветром сдуло. Он торопливо протянул молодой женщине руку, словно уже тысячу раз предлагал ей, таким образом, на нее опереться, и повел дальше. Всего-то ничего, каких- то полквартала. А рысь исчезла, и лицо Элинор бледнело на глазах.
Вот и площадь. Хаоса здесь было уже куда как поменьше. У дальнего ее конца, перед выездом на центральную улицу, рядом с перевернутой тележкой писаря стояла уже не одна, а две кареты. И третья как раз выезжала с площади. Толпа сильно проредилась, теперь лишь отдельные группки стояли там и сям, бурно жестикулируя, споря с полицейскими. Явно не маги. Магов Смотрящие, судя по всему, даже и не спрашивали и на уговоры времени не тратили - просто брали под руку и уводили, прекрасно понимая, что дискуссии бесполезны, а от любых проявлений недовольства они надежно защищены пылью драконьего камня.
Десяток метров они еще прошли, прежде чем Элинор споткнулась, оперлась о его руку, как человек, у которого из-под ног готова уйти земля. Фон Гесс не сал тратить времени на расспросы о самочувствии, ни задаваться вопросом - долго ли она сможет пройти, а попросту подхватил молодую женщину на руки, и торопливо понес к каретам, не слишком обращая внимания на кучки людей, попадавшиеся на пути.
То, что ей всегда давало силы, уверенность, то, что было почти единственным смыслом ее жизни – теперь предавало ее. Искра будто выходила из-под контроля, забирая у Элинор силы. Магессу бросало то в жар, то в холод. Она не понимала уже, куда они идут, зачем, помнила только, что идти нужно. Если бы не поддержка фон Гесса, Элинор уже и шагу бы не сделала – мир вокруг превратился в хаотическое скопление разноцветных пятен, а единственно надежным ориентиром была твердая рука графа.
Элинор было очень стыдно, что она сделалась из помощницы обузой, о которой теперь нужно заботиться, вместо того, чтобы разыскивать тех, кто, возможно, все еще нуждается в помощи.
В тот самый момент, когда она об этом подумала, пятна вокруг нее вдруг принялись кружиться, сливаясь в мутные полосы, а ноги подкосились. Дальше идти она не могла. Элинор не успела сказать об этом фон Гессу, как почувствовала, что он уже подхватил ее на руки. А ведь одна рука у него была разодрана. Рысей.
- Не возитесь со мной, - попросила Элинор графа. Она бы покраснела от стыда, но вся ее кровь, казалось, превратилась в какую-то ледяную субстанцию и к лицу не приливала. – Мы опоздали.
Он не ответил, только скрипнул зубами, покрепче прижимая ее к себе, чтобы случайно не разжать рук от столкновений с людьми. Половина пути. Три четверти.
Навстречу кинулось сразу несколько человек. Его эскадронцы. Затараторили наперебой, отчитываясь, где и что успели сделать. Подъехавшая карета распахнула двери, а крайняя, уже собиравшаяся отъезжать задержалась, когда увидев своего капитана с какой-то женщиной на руках догадливый Маурер схватил лошадей под уздцы и крикнул Смотрящему, уже отходившему было, после того как закрыл дверь за последним усаженным, чтобы открыл ее снова.
- Двести шестьдесят два! - не дожидаясь вопроса крикнул писарь, тоже узнавший подошедшего.
Ну и хвала Рейно. Значит дирижабль как раз сейчас и взлетит. Успели. Пусть не всех, но почти. И ведь еще продолжают искать. Магов - успеем, магов... а не-магов? Которых - тысячи? Сотни тысяч? Сколько людей уже покинули Верейн через станцию и восточные ворота? Об этом спросит, только вначале.
- Вот. Все - едва не оступившись на подножке, он буквально внес Элинор в карету, в которой уже не было ни единого свободного места, и заполнявшие ее студенты и двое взрослых магов, явно преподавателей, выглядели не то как больные, не то как пьяные. - Потеснитесь, господа... Вот так.
Места, которое сумели освободить зеленый от бледности старшекурсник, и более ли менее неплохо державшийся преподаватель, раздвинувшись в разные стороны, было немного, но чтобы втиснуть меж ними его хрупкую ношу, как раз хватило.
- Поезжайте, с милостью Рейно. Спасибо за все. - он спрыгнул с подножки, обернулся, и уже в закрывающуюся дверь, не зная, услышит ли она его - добавил, улыбаясь почти по-настоящему, несмотря на напряжение сковывающее все его существо - И передайте Рысе мою благодарность.
Дверца захлопнулась, эскадронец отпустил удила, щелкнул бич, и карета, вначале шагом завернула с площади за угол, а потом набирая рысь покатила к площадке дирижаблей.
Элинор уткнулась лбом в жесткую ткань мундира – и ей стало немного легче. Сквозь гул в ушах прорывались голоса, она их слышала, но о чем говорят – не понимала. Только цифра прорвалась сквозь эту странную пелену – двести шестьдесят два. Много. Или мало? А еще ведь те, кого уже не спасти, те, кто остался в Академии, те, при мысли о которых теперь всегда будет ощущаться чувство вины и боль…
Элинор вдруг осознала, что ее усаживают в карету. Мир цветных пятен сменился миром более узким и темным. А где же граф в этом скоплении пятен? Черно-серый расплывчатый мундир уже исчезал за дверцей. Но слова она расслышала.
- И вам спасибо, - без помощи графа она не сумела бы вытащить из трактира глупых мальчишек, не говоря уже обо всех других. – Рысе будет приятно…
Дорога прошла странно. Элинор то была в карете, то почему-то снова оказывалась в трактире, только он был заполнен людьми так, что не было свободного места, и все они толкались возле нее, терлись локтями, о чем-то вполголоса говорили, и при этом откуда-то все время доносился тревожащий перестук. «Это копыта стучат, - догадывалась Элинор, и вдруг видела себя в заброшенном домике с черным шарфом на голове. – А здесь откуда копыта?»
В конце концов стук копыт прекратился, теснота закончилась, ее тормошили, в чем-то убеждали, потом куда-то тащили… она помнила огромное пятно на фоне синей бездны. Ее кто-то нес, а пятно оказалось вблизи дирижаблем. Здесь было очень много воздуха и людей. Но они почти не разговаривали, поэтому Элинор показалось, что ее дурнота сейчас пройдет.
Увы, это ей только показалось. Небольшая передышка сменилась новым приступом. Ей казалось, кто-то очень враждебный поселился внутри ее тела и пытается вывернуть-выломать его для каких-то своих злобных целей. Это мучение продолжалось неизвестно сколько, а потом наступила приятная бесчувственная тьма.
Рассеявшись, тьма отступила. Элинор осознала себя лежащей на твердом полу, с каким-то свертком под головой и укрытой чьим-то плащом. Было так хорошо просто лежать и не чувствовать больше того страшного, при одной мысли о котором бросало в дрожь, что Элинор закрыла глаза и сделала вид, что спит. И вскоре в самом деле уснула, проспав все время полета и проснувшись только тогда, когда объявили, что полет закончен.