ВАЛЬТЕР ШТРАЙХ
|
|
Это не меня с вами заперли — вас заперли со мной |
Многие идут в Смотрящие из ненависти к магам. А Вальтер Штрайх, хоть ни по его прозвищам, ни по его заслугам такого не скажешь, пошёл из любви.
Знаю, знаю, сейчас такое сложно представить. И не только это. Вот вы знали, что он был третьим сыном в обыкновенной крестьянской семье к югу от Оксимы? Да что там в обыкновенной, даже хуже — в семье деревенского пьяницы и калеки, отставного солдата инфантерии Конрада Штрайха, человека желчного и злого, никем особенно не уважаемого. Поначалу его, может, и жалели, но своим тяжелым нравом Штрайх старший это непотребство пресек раз и навсегда. Зато за глаза жалели его вечно усталую жену — дескать, лучшее, что мог бы сделать для нее теперь Конрад, это зарезаться. Погоревала бы и нашла себе работящего мужа, не старая еще. А так он только небо коптит, да лишним ртом семью обременяет, а весь свой жалкий пенсион спускает на выпивку. Самые злые языки говаривали, что ни в каких жестоких боях с кьерцами на границе Конрад отродясь не бывал, а ногу отняла худая гангрена после самострела, или какая-нибудь стыдная хворь, непременно от кьерских шлюх. Соседские мальчишки пересказывали, что слышали от старших, а маленький Вальтер дрался с ними остервенело, до последнего. Отца он никому не давал в обиду. Какой ни есть, а свой. Семья.
Семье, конечно, приходилось тяжело. Покуда у Конрада еще было две ноги, одна печень и всего остального полный комплект, жена родила ему семерых детей. Но старшего сына зарезал какой-то кьерец из-за карт — так говорили. Уже много лет спустя повзрослевший Вальтер нашёл в той истории много белых ниток, да разве найдёшь концы. Второй сын был еще мал, когда утоп — мать не поспевала уследить за всеми. После Вальтера мать словно всем назло стала рожать одних дочерей, и успела произвести на свет четырех, из которых одна умерла во младенчестве. Так что ртов хватало, а рабочих рук не очень-то. И Вальтер с малолетства работал, не щадя себя.
Щадить себя он, говорят, так и не научился. Мать тоже не умела, а отец в учителя не годился и скоро помер, оставив по себе только солдатские байки да страстное желание пойти по его стопам. Аккурат дотуда, где вместо двух следов начинается один. Мать причитала, что пара крепких рук ей нужнее, чем мизерное солдатское жалование, но Вальтер понимал — пары рук всё равно не хватит. Скоро трёх девиц замуж выдавать. Здесь, в деревне, как ни старайся, выше головы не прыгнешь, а в армии усердием можно проторить себе дорогу до высоких чинов. Вернусь к тебе, мать, каким-нибудь генералом, так он шутил. Тебе новый дом построю. Сестрам приданое будет генеральское. Так мать поняла — не удержит, не разжалобит. Об одном молилась Рейно — чтобы вернулся не генералом, а живым и невредимым. А то ведь что ни год, то слухи — быть войне, кьерцы нападут…
Война себя ждать не заставила. На годик её Вальтер, впрочем, всё равно опередил, на тот самый годик, который накинул себе при поступлении на службу. Благо, он уродился не в отца, всегда был рослым и крепким не по годам. От службы тогда не бегали, не то что теперь. Впрочем, рекрутеры тоже были ушлые. В кабаках выпивку деревенским парням покупали на казенную монету, а по закону оказывалось, что вот ты уже и в армии, дружок. Сейчас так, вроде, нельзя, не знаю. Всё одно рекрутера Северного легиона Вальтер перепил, да так, что в штаб на себе тащить пришлось.
Определили юного Штрайха в гренадеры — туда отбирали самых рослых и сильных. Начало было положено, но всерьез взяться за восхождение в генералы Вальтер не успел — грянул семьдесят второй. Не мне вам рассказывать, что там началось. Нынче принято говорить, что победили только благодаря воздушному флоту и магам, а инфантерия будто бы и пороху не понюхала, только это всё враньё. Да, в небе кьерцам нашу карту крыть было нечем, но если бы тогда наша инфантерия не стояла насмерть, Серебряный мир не был бы таким уже Серебряным. На земле кьерцы всегда дрались как надо, а уж магов они убивать давно наловчились.
Вот как раз охранять магов со Смотрящими и был вексиллирован полк, в котором служил молодой Вальтер. Не буду сейчас рассказывать, через какой ад им пришлось пройти в той маленькой победоносной войне — про это без меня немало написано. Расскажу про другое. Про Клару.
Да, эту Клару. Бьюсь об заклад, про нее вы тоже многого не знали. Например, что своё кольцо с рубином она получила на два года раньше, чем должно, потому что в рамках новой “молниеносной” доктрины всех пригодных к войне магов массово перебрасывали на фронт. По воспоминаниям Вальтера почти все боевые маги, которых им прислали во второй волне, были напуганными девицами, что крайне взбудоражило солдат. Сам он кроме Клары не запомнил никого. Смотрел только на неё.
Заговаривать с ней и вообще приближаться караульным, конечно же, строжайше запрещалось, за этим бдительно следили и офицеры, и Смотрящие. Сама Клара уж точно бы ни с кем не заговорила, такой она была робкой и тихой. Вряд ли она помнила Вальтера в лицо, когда он уже вовсю мечтал, как увезёт её домой и сделает королевой мая на будущий год…
Поговорить им впервые довелось в ночном бою. Кьерцы лучше знали местность, подобрались совсем близко, напали под морровой луной, чтобы любой ценой истребить имперских магов. И посреди этого хаоса Вальтер и Клара столкнулись лицом к лицу. Он мчался, полуодетый, на крик сержанта, она стояла над раненым Смотрящим с очень серьёзным и очень странным лицом, и огонь, расплескавшийся кругом, отражался в ее глазах. Смотрящего Вальтер знал — это был герр Лебенхоф, её куратор. В ту минуту Штрайх, привыкший думать по-военному, ничего не понял, только наорал на свою будущую жену, встряхнул, чтобы вырвать из оцепенения, и вместе они отволокли истекающего кровью Лебенхофа из-под огня.
И когда после боя эта странная девчонка с рубиновым кольцом нашла этого угрюмого мальчишку со свежей повязкой на голове, и обняла так, что потемнело в глазах, и вдруг разрыдалась с благодарностью, с облегчением, с какой-то затаенной горечью, он опять ничего не понял. Только пробормотал, что дело-то пустяшное, а вот если его сейчас застукает господин лейтенант, порки не миновать.
Лебенхоф мальчишку тоже запомнил, и был с ним с тех пор так любезен, что любому бы сделалось не по себе. Он позволял им с Кларой видеться — с того ночного боя между ними словно рухнула какая-то преграда, и, не будь Лебенхофа, Вальтер всё равно навещал бы ее украдкой, пренебрегая дисциплиной и рискуя шкурой на спине. Смотрящий буквально устраивал недоумевающему молодому гренадеру свидания со своей подопечной, иногда подсовывал бутылочку не самого плохого вина, и всякий раз прикрывал перед любым начальством.
Причину такой заботы Вальтер выяснил под самый закат войны. Закат этот было видно заревом в небе из любого конца Кьереса, и как ни старались офицеры поддерживать дисциплину, эйфория неминуемой победы охватила весь полк. Они с Кларой смотрели этот закат вместе, и в этот миг сделалось отчаянно ясно, что если не сказать ей о своих без слов понятных чувствах прямо сейчас, прямо здесь, второго шанса может не быть. Она вернется в столицу, его пошлют куда пошлют, и новой встречи им никакой Лебенхоф не устроит. А в этот волшебный миг верилось, что всё сложится, всё сбудется, и ставшая такой родной девушка с рубиновым кольцом обязательно дождётся его, чтобы надеть ещё одно колечко… В мечтах Вальтера Клара тоже плакала в этот мир, но совсем не так, как в жизни. Не навзрыд, вся пунцовая от стыда и злости. И не давилась горькими словами: никому я, мол, женой не буду. Никогда. Кому нужна порченая девка? Да и “он” не отпустит, пока не наиграется.
Он — это Лебенхоф. В ту ночь, набравшись храбрости, Клара сказала ему, что Вальтер якобы всё знает, и поставила условия. Смотрящий, тяжело оправлявшийся от раны, предпочёл уступить, но предупредил — запомнит. Клара не сомневалась — её лица той ночью он тоже не забыл. Она почти решилась — вот же он раненый, на земле, без щита. Только Вальтер её и уберёг от греха. А она его — наоборот, подставила. Только о себе думала, негодная, никчемная гулящая девка…
Корить и бранить себя Клара была горазда, и запугал её Лебенхоф как следует. Не только её — ещё двух девчонок минимум. Были и другие. Одна вопреки угрозам решилась пойти к Меченым — не дошла. Другая повесилась. От любых освидетельствований разума хлопотливый Смотрящий своих любимиц освобождал всеми средствами, что будет, если жаловаться — показал наглядно. Девицы были уверены, что никто им не поможет. Что Лебенхоф всемогущ, а остальные Смотрящие не лучше, а то и хуже. Он ещё, может ничего. Защищает.
Сейчас Вальтер, конечно, понимает, что скоро Смотрящий Лебенхоф неминуемо доигрался бы. Это пока хаос войны был ему на руку. Но когда он, спохватившись, решил бы заметать следы, девчонкам это стоило бы жизни. Так что молодой Вальтер всё сделал правильно.
Нет, Смотрящий Лебенхоф не сломал себе шею на горном склоне, и кьерские недобитки его ночью не зарезали, хотя соблазн был. Но это уж очень походило на участь, которую негодяй наверняка готовил для Штрайха и Клары, а молодой гренадер твердо решил быть лучше. Так что он нашёл честного и грамотного офицера, у которого был на хорошем счету, и надиктовал ему два рапорта. Один — для Старшего Смотрящего, ведь если Лебенхоф так его боялся, значит, было за что. Второй для полковника, ведь Лебенхофа тоже было за что бояться. А вот полковник вышел из низов, и аллергию на Серых в расположении своей части впитал с порохом своей первой пушки. Вальтер же, хоть и неграмотный, всегда отличался превосходной памятью и вниманием к деталям.
Уже вечером Лебенхофа без шума взяли под стражу свои же. А ночью Вальтеру всыпали палок и на будущую неделю назначили штрафную вахту, но уже через день отменили. Даже приказ о произведении Штрайха в капралы решили не отменять, “чтобы не портить попусту казенную бумагу”. Нынешний Вальтер на месте командования проявил бы меньшую снисходительность.
Вроде и вышло всё как нельзя лучше, и всё равно расставание было неизбежным. Хотя Вальтеру думалось, что есть один способ перехитрить судьбу. Прибегнув к небольшой хитрости, новоиспеченный капрал добился разговора со Старшим Смотрящим во время марша через Оксиму, и со всей страстью и горячностью юности умолял его рассмотреть прошение о зачислении в Смотрящие. Офицер слушал молча, не перебивая, и от этого делалось настолько не по себе, что Вальтер начал спорить сам с собой. Да, мол, я понимаю, я уже слишком стар, но я готов за год постичь науку, рассчитанную на два, да и, честно говоря, господин Старший Смотрящий, мне не семнадцать, а только шестнадцать годов, ради Бога, полковой канцелярии не говорите, а то ведь им проще меня поправить, чем цифирь в документе. Серый помолчал и отослал парня, обещал подумать. Это уже годы спустя Вальтер узнал, что набор в Смотрящие с воинской службы — дело не такое уж неслыханное, да и вообще не каждого обучают с самого детства, были бы данные. Тогда — места себе не находил. В итоге оказалось, что Старший Смотрящий составил Штрайху весьма лестную характеристику, в которой отмечал хладнокровие, трудолюбие, исполнительность, инициативность, умение организовать личный состав и принимать трезвые решения в стрессовой ситуации… Только годы спустя Вальтер понял, чему на самом деле обязан своим ученичеством — доносительству. Именно то, как он разрешил ситуацию с Лебенхофом, убедило Старшего Смотрящего дать парню шанс. Чтобы это понять, потребовались годы службы. Чтобы это принять — десятилетия.
Жалованье, выплаченное Вальтеру после приказа о переводе, оказалось куда меньше, чем он рассчитывал — в полковой канцелярии растолковали, что за всё на свете солдату полагаются вычеты, даже без всякой вины. Всё до тая Штрайх отправил матери, присовокупив деньги, вырученные у оборотистых сержантов за трофеи.
Годы обучения испытали Вальтера на прочность даже хлеще, чем армия. Он едва помнит теперь это время — как тренировался дни напролёт с сопливыми мальчишками, потом бежал корпеть над букварем с совсем уже детьми, потом опять на занятия — со старшими учениками Смотрящих, и только глубокой ночью возвращался в казенную каморку, чтобы забыться сном. Он обещал год учиться за два, но это оказалось роскошью — приходилось за три. Позволить себе не быть лучшим в классе Вальтер никак не мог. Звание Смотрящего было нужно ему как воздух. Ведь у него была цель.
Еще не до конца выучившись грамоте, он стал писать письма Кларе, письма эти, конечно, Смотрящие вскрывали и читали, и вот тут-то выяснилось слабое место в его плане. Оказалось, что не только жениться на женщине с искрой, но допустить даже намек на любовную связь с ней для Смотрящего недопустимо. Будешь скомпрометирован и мигом отправишься туда же, куда и Лебенхоф. И уж теперь-то, зная об особых отношениях Штрайха с Кларой, его с ней даже в один округ никогда не назначат. Некоторые из старших намекали, мол, все всё понимают, но нельзя же так внаглую, всех подставляешь, сопляк. Но Вальтер не хотел больше тайных свиданий. Не хотел, чтобы Клара чувствовала себя униженной. Порченой. Негодной. И он писал ей об этом — письма вскрывали, но отправляли, если там не было какой-нибудь возмутительной крамолы или казенной тайны. Писал, что не знает, как поступить. Даже если бы можно было оставить службу — а как ее оставишь, когда начальство так вложилось в тебя, молокососа? — пришлось бы возвращаться в армию с опущенной головой, а женой капрала Клара тоже быть не может. У нее своя служба.
И Клара придумала решение. Как всегда, не советуясь. Просто однажды пришла к Старшему Смотрящему с прошением о гашении искры. Навсегда. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять — решила твёрдо, и уговоры здесь бессильны. Начальство тоже ничего не могло поделать — в добровольном гашении не отказывают. Штатных, конечно, всеми силами отговаривают, ходили даже слухи, что в экстренных случаях им пытаются промывать мозги, но если уж человек решил твёрдо, обычно всё без толку. Государству пользы от него так и так больше не будет.
Так что Вальтер, пару месяцев как получивший звание Смотрящего, стал проситься лично привести гашение в исполнение. Невыносимо было просто смотреть со стороны. Но Старший запретил настрого. “Всю жизнь потом будешь помнить, как защелкнул на ее шее гаситель, — сказал он, — и она тоже не забудет”.
Свадьбу сыграли через полгода. Жалела ли Клара когда-нибудь, что променяла рубиновое кольцо на обручальное? Наверняка. У каждого из нас бывают такие дни. Когда скверные дни случались у Вальтера, ему казалось, что Клара изменилась, надломилась где-то внутри, но мы ведь все меняемся. Той девчонки, с которой он любовался на пылающее небо Кьереса, нет уже очень давно. Но та девчонка вряд ли любила Штрайха. Скорее, радовалась возможности побыть с кем-то, кому доверяла. Кого не боялась. А вот Клара Штрайх, я уверен, очень любит своего мужа. А что лицо печальное — все жёны в столице такие, уж можете мне поверить.
В столицу, кстати, Штрайхи перебрались совсем не сразу. Долгое время Вальтер служил в Оксиме, почти что в родных краях, даже завел домик, увитый виноградом, как всегда мечтал. В этот дом он никогда не входил в униформе Смотрящего. Дома, с женой и старшей дочерью, он не был Весёлым Вальтером.
Да. Насчёт этого. В глаза его так называйте на свой страх и риск. Прозвище, конечно, прицепилось намертво, но сам Штрайх никогда не был в восторге. Ходит байка, будто прозвище пошло с тех пор, как Вальтер заявился на бал Дня Спасения в доме бургомистра, с ног до головы покрытый кровью, со своей обычной угрюмой миной, не сказал никому ни слова, забрал у одной дамы кавалера и увел под дулом пистолета. Это, конечно, неправда. Во-первых, шутка про Весёлого Вальтера ходила за несколько лет до этого, и любому, кто видел его рожу, не надо объяснять, почему. Во-вторых, Вальтер не всё время молчал, он извинился перед дамой.
Как бы там ни было, слава к нему пришла именно под этим прозвищем. Слава не всегда заслуженная, но возникшая не на пустом месте. Молодой Смотрящий рыл носом землю. Щадить себя Штрайх по-прежнему не умел, к тому же теперь он должен был содержать собственную семью. Куда его ни назначали, всюду закипала невиданная прежде работа. Ужесточалась отчетность, вскрывались давние преступления магов, круговая порука и халатность Смотрящих. Многие сослуживцы Штрайха ожидаемо недолюбливали — считали буквоедом, бюрократом и доносчиком. Но он раз за разом приносил результаты, и начальство не могло нарадоваться. Бескомпромиссный и расчетливый Вальтер Штрайх действовал методично, не позволяя никому и ничему встать у себя на пути. Нечистые на руку Смотрящие и маги поначалу думали, что деревенщиной и солдафоном, с такой-то рожей, будет легко управлять, но Вальтер всегда учился быстро, и в новой игре освоился в два счета. Быстро стало понятно, что Штрайх как борзая. Вцепится — не отпустит. И в надзоре, и в следствии, и на охоте.
И молва пошла. По мере того, как послужной список Вальтера пополнялся известными отступниками или притаившимися на виду магами запретных школ, его заметили газеты. Образ Смотрящего запросто превратился в страшилку — угрюм и немногословен, методичен и безжалостен. Потом с чьей-то лёгкой руки он стал Весёлым, и понеслось.
Самое обидное, что Вальтер не безжалостен. Он просто умеет быть безжалостным. Газеты рисуют его палачом, но он в каждом оступившемся маге видел свою Клару, какой она была в ту ночь на кьерском пограничье. И тяжело переживал каждую смерть — как своё поражение. Спустя годы он, уже Старший Смотрящий, скажет новому поколению учеников: “Я знаю, многие из вас воображают себя охотниками на магов, но это бесконечно далеко от истины. Каждый маг, убитый при сопротивлении, казненный по приговору суда — это наша вина. Наш недосмотр. Нам вверены их жизни. И наша обязанность — уберечь их от страшного. Бремя искры никому из нас не представить, но мы должны помнить, что каждое досье на нашем столе — такой же человек и подданный императора, как и мы, так же трудится на благо нашей страны, как и мы. Его дар может принести великое благо, если мы не позволим ему принести великие беды. Мы знаем их с детства. Наблюдаем за ними всю жизнь, как за собственными детьми. И несет за них ответственность, как за собственных детей. Поэтому ни наши клинки, ни наши пули, ни вот эти ошейники не могут избавить мир от отступников. Только наша бдительность, наша чуткость, наше трудолюбие. А кровь на наших руках — это наш груз, а не наша гордость. Поэтому если я узнаю, что вы, господа, куражитесь и меряетесь трофеями, как некоторые до вас, вместо того, чтобы проявлять усердие там, где оно действительно важно — лично срежу с вас браслеты, не успев запаять”.
После такого сложно представить, что вот этот человек — самый смертоносный сукин сын в истории Смотрящих Эренхаста. Точные цифры можно найти только в архивах, благо Вальтер в своих отчетах педантичен, но за тридцать пять лет службы Штрайх уничтожил целую армию магов-преступников. А его речи на суде Смотрящих — почти всегда обвинительные. В случае тяжких преступлений Штрайх всегда настаивает на пожизненном гашении. Наверное, потому, что точно знает — погашенным жить можно. Не знает только, каково.
Весёлый Вальтер всегда брался за самую тяжелую работу. И физически, и морально. Вечный доброволец. Всегда на передовой. Он вызовется разведать узкий подземный ход в убежище некроманта. Провести допрос, после которого ведомственный палач Псов Рейновых напился бы до беспамятства. Разбирать бумажки за сорок лет, которыми брезгуют даже младшие Смотрящие.
Потом любящий муж и отец Вальтер Штрайх приходил домой, оставляя Весёлого Вальтера за порогом. Дома он мог забыться, исцелить раны, накопленные за день, поработать в саду — земля всегда его успокаивала. Клара никогда не спрашивала про новые шрамы. Никогда не удивлялась, если он приходил под утро или не приходил вовсе. Безропотно следовала за мужем, когда его переводили из округа в округ.
В восемьдесят пятом Штрайх уже читал лекции об одержимости в Эргентвере. В девяносто первом он стал Старшим Смотрящим округа Оксима. В девяносто девятом — Старшим Смотрящим Эргентвера.
“Убить человека — дело нехитрое, справится и сааросская обезьяна, если дать ей камень, — говорил он своим новым подчиненным. — Мне нужны не солдаты, а командиры, не Смотрящие — Думающие. Каждый из вас — генерал незримой армии. Каждому предстоит принимать решения, тяжелые решения, самостоятельно. Любой, кто носит браслет с драконьим камнем, должен иметь собственную голову на плечах. Драконий камень слишком дорог, чтобы переводить его на болванчиков, обученных только честь отдавать”.
Дом нового Старшего Смотрящего в столичном пригороде скромный, но с большим садом. Чтобы было где побегать внукам, когда навещают. Старшая дочь Штрайхов уже троих родила. Средней семнадцать в этом году. Сыщется ли храбрец сватать дочку Весёлого Вальтера?..
В саду одних роз с полсотни сортов. Штрайх их коллекционирует, просит присылать со всего света. Но его гордость — виноград. Нельзя, чтобы дом не был увит виноградом. Любимый кьерский сорт Вальтера, Эспера, в столичном климате не прижился, пришлось довольствоваться ульвотским розовым.
Если разглядывать сад слишком долго и слишком пристально, заинтересуются люди в штатском. За домом Штрайха постоянная слежка. Семья Старшего Смотрящего — слишком очевидная мишень. Года не прошло с переезда в столицу, как беглый маг, полубезумный и загнанный, взял дочку Вальтера в заложники, требуя чуть ли не дирижабль. Угрожал, правда, магией крови, а стоило бы взять самый простой кухонный нож — он быстрее. Штрайх, прекрасно разбирающийся в плетениях крови, застрелил паренька с порога, безнадежно испортив маленькой Хайди платье. Об этом случае девочка вскоре забыла, не без помощи магов разума под контролем Палаты, но Вальтер не забыл. По его запросу государственную охрану усилили, но случай всё равно не был последним.
Клара никогда не роптала, никогда не жаловалась, никогда не просила что-то изменить, перевестись обратно в Оксиму. Клара не надевала новые платья, не выходила в свет, всё время посвящала детям. Её столичная родня так и не простила Вальтера, считая его повинным во всём, а Клара так и не простила родню. Но в тот единственный раз, когда мне довелось попасть на ужин в дом Штрайхов, там царил неожиданный уют. Муж не показался мне жестоким и холодным, жена — глубоко несчастной и самоотверженной, дети вели себя как дети, а не солдаты, прошедшие дюжину штыковых атак, а жаркое и вовсе было бесподобным. Может, это всё иллюзия и игра на публику, а может, очень много труда вложено в этот островок тепла и спокойствия. Одно я понял точно — в этой семье есть правила.
А ведь Штрайх воспитал не только четверых детей, но и сколько уже поколений Смотрящих. Те, кто называл его своим ментором, давно заняли высокие посты и даже обошли Вальтера по службе. Не потому, что он где-то проштрафился — за свою должность Штрайх всегда держался зубами, и не допускал ни пятнышка на внутренней репутации. Просто в Высшие Смотрящие он не метил, ведь это бы означало отказ от оперативной работы. Вальтер уверен — однажды он займёт этот пост, за годы он наметил многое, что следовало бы изменить, но не сейчас, когда есть еще порох в пороховницах. Поэтому он только бомбардирует начальство бумагами с педантично изложенными предложениями, читает лекции да изредка пишет книги. Нынешние Смотрящие изучают две его монографии: “Мыслить как отступник: руководство для думающих Смотрящих”, о том, как понимать магов и как действовать на опережение, и “Враг внутри: практические наблюдения и замечания о работе с одержимыми”.
Добровольный отказ от конкуренции за высшие чины принёс Весёлому Вальтеру очень нужную передышку от подковерной борьбы. Недоброжелателей он и так снискал порядочно. И среди сослуживцев, многим из которых Штрайх испортил карьеру, репутацию или нервы, и в иных ведомствах. Весёлый Вальтер умеет быть дипломатичным не хуже, чем он умеет быть безжалостным, но пользуется этим умением так же избирательно. Обычно же он напорист и авторитарен, не терпит, когда кто-то встает у него на пути, покушается на его авторитет или создает препоны его подчиненным, а его политический арсенал шире, чем может показаться на первый взгляд. К счастью, в политическом плане Штрайха волнуют только интересы Смотрящих — беспрепятственная работа, непререкаемый авторитет, больше ресурсов, больше кадров… Личных амбиций за пределами работы у него попросту нет, иначе врагов у Весёлого Вальтера было бы куда больше. А так, зачастую, проще дать ему то, чего он хочет, чтобы отцепился.
К тому же, нравится вам Штрайх или нет, он полезен, и никогда не позволяет об этом забыть. За это ему всегда прощали некоторые острые углы. “Я получил эту должность не за то, что играю в игры, а за то, что всегда их выигрываю”, — сказал он однажды в ответ на обвинение в одержимости поимкой Ловчего.
Ах, да. Ловчий. На этом моменте молодые Смотрящие начинают закатывать глаза, если уверены, что Вальтер не видит. О каком таком Ловчем идёт речь, объяснять никому не надо, не то чтобы они табунами бегали по Эренхасту. Это партия, которую Вальтер Штрайх не выиграл до сих пор. Конечно, он не единственный, кто ускользнул от Весёлого Вальтера за тридцать пять лет работы, но остальные сгинули с концами где-нибудь в проклятой Богом Итерии, да их и по пальцам можно пересчитать. Но Штрайх уверен, этот — самый опасный, самый коварный и изворотливый, а главное — он то и дело возвращается, то и дело мелькает в отчетах, то и дело ускользает из-под самого носа, будто дразнит. Все Смотрящие Эргентвера заочно ненавидят этого мужика, во-первых, потому, что Весёлый всю плешь проел, во-вторых — стоит Вальтеру решить, что Ловчий объявился на имперской земле, и о шестичасовом сне или выходных с семьёй можно забыть. Большинство слабо верит в существование мифического Ловчего, но старик Штрайх всё-таки живая легенда, может позволить себе причуды.
Многие даже боятся дня, когда Вальтер перестанет ловить своего старого врага. Или хуже — поймает его. Ведь Весёлый Вальтер был всегда, и Ловчий, кажется, тоже. Без него нельзя, как нельзя выкинуть строчки о Предательнице Господней Морре из Книги Света. Без него останется только старый усталый Вальтер Штрайх, который, наверное, больше не сможет работать в саду по воскресеньям, и тогда, наверное, миру конец.
Да все видели Весёлого Вальтера. Здоровенный детина с лицом переболевшего оспой вурдалака, шрамов столько, что пробу ставить негде. Ни с кем не перепутаешь. Выправка военная, шаг чеканный, голос ровный, как старая могила. Орёт редко, но уж если орёт, то как пять сержантов в одном колодце. Взгляд тяжелый, свинцовый, пристальный. Очень любит молчать, долгие паузы делать между словами — и глядеть испытующе, выжидательно.
Про его дотошность и без меня много сказано, как и про тяжелый нрав. Одно верно — на Штрайха где сядешь, там и слезешь. Упрямый человек, непримиримый, неуступчивый. За Смотрящих радеет, как за свою семью, и драться за каждого будет зубами, но сам со своих спрашивает строже всего. Отбирает лично, назначенцев не любит и пробует на вшивость. Уважает строгую отчетность и умение принимать ответственность, инициативу и вдумчивость.
Падок на игры разума, а если заинтересовать, бывает на удивление разговорчив. Впрочем, привычка к бдительности въелась в самые кости и иногда доходит до паранойи.
В домашней обстановке преображается, с семьей ласков, не брезгует разделить с женой домашние заботы, любит понянчиться с внуками. Подлинное успокоение находит, работая в саду, потому ужасно не любит, когда его от этой работы отрывают.
В стенах дома никогда не говорит о работе, но готов в любое мгновение сорваться в ночь по зову долга.
Регулярно посещает магов разума Палаты меченых для освидетельствования и консультации.
Долгие годы Весёлый Вальтер оставался первым среди Смотрящих Эренхаста по показателям боевой подготовки. Конечно, время берёт своё, но на сегодняшний день его результат второй по столичному округу. Каждый день Вальтер упорно упражняется в полной экипировке, чтобы поддерживать форму.
Недюжинная физическая сила Весёлого Вальтера давно стала частью легенды, и в байках он обычно убивает отступников голыми руками, ломает им шеи и черепа. Пару раз бывало, конечно, и такое, а в рукопашной Штрайх и правда всегда был изобретателен, и не гнушался никаким импровизированным оружием. Впрочем, он все ещё прекрасный фехтовальщик, компенсирующий недостаток быстроты и маневренности адаптивностью и техникой. Когда левая рука не занята антимагическим щитом, предпочитает пользоваться имперской или кьерской дагой.
Хороший наездник, но на деле почти всегда сражается пешим.
Поздно научился плавать (в детстве мать не подпускала к воде), и не очень-то любит находиться в воде, но раз нужно сдавать норматив, что делать.
Обладатель кубка стрелкового клуба Эргентвера за 1801 и 1803 год. Говорят, без заряженных пистолей Штрайха можно найти только в постели с женой, но и это непроверенная информация.
Не забыл гренадерское обучение, по крайней мере, в охоте использует небольшие ручные гранаты как шоковую тактику.
Лучше, чем убивать с помощью обширного арсенала Смотрящего, Вальтер умеет только одно — брать живьём, когда это необходимо. Поэтому своим главным оружием называет гаситель.
Легендарное чутьё, которое приписывают Весёлому Вальтеру, на самом деле представляет собой сочетание опыта, наблюдательности и холодного расчета. Штрайх видел очень много магов, работал с очень многими магами, память у него отменная, и внимания к деталям ему не занимать. Сам он верен принципам, которым учит молодых Смотрящих — важнее всего умение просчитывать наперед и действовать на опережение. Предотвращать, а не останавливать. Поджидать, а не преследовать. Вскрывать гнойник, пока он не лопнул. В играх разума Вальтер за годы службы достиг впечатляющего мастерства. Говорят, он может перехитрить даже духа — и уж точно знает и понимает коварных созданий из-за Грани лучше большинства.
Вальтер хладнокровен, стрессоустойчив, говорят, вообще непрошибаем. На самом деле просто очень хорошо умеет контролировать эмоции и сохранять холодную голову в критические моменты работы, а к мозгоправам ходит чаще, чем матрос по шлюхам. Может заставить себя сделать всё что угодно, если так нужно.
Несмотря на внешность бифштекса с кровью, Штрайх образован и начитан, помимо родного языка бегло говорит на кьере (еще с детства) и итерийском, читает на вейле. Его познания в садоводстве и кулинарии вас удивят, дамы и господа.
Всё снаряжение Вальтера с драконьим камнем казенное и находится на строгом учете, однако изготовлено в мастерских Смотрящих по индивидуальным чертежам и безупречно подогнано. У Весёлого Вальтера широкий арсенал личной экипировки, которая в комплекте существенно тяжелее стандартной. Самые запоминающиеся элементы — тяжелые кожаные перчатки с шестью промасленными фитилями на запястье, бронированный воротник и, конечно, маска. Защитная маска с пылью драконьего камня, которую Штрайх надевает только в самое пекло. И без того узнаваемая, она стала неотъемлемой частью образа, когда какой-то газетный художник пририсовал ей улыбку.
Коллекция оружия с драконьим камнем также стоит на инвентарном учете. Экипировка Вальтера включает шесть пистолей, но в коллекции их больше, каждый индивидуального дизайна и назван в честь одного из самых опасных отступников, обезвреженных Штрайхом. Чертеж “Ловчего” давно ждет своего часа в мастерской.
Все модификации и дополнительное снаряжение профинансированы на личные средства, а вот живёт Вальтер для чиновника своего ранга небогато. Скромный дом с садом в столичном пригороде, без прислуги. Самое дорогое в доме — личная библиотека. Много переводной поэзии и философских трудов.
Лошади казенные, тренированные на конюшнях Смотрящих, любимец — вороной боевой жеребец Сангам.
Планы на игру: Повторюсь: я бесполезен и медлителен, как плод грешной страсти Такседо Маска и Древоборода, которого обучал боевым искусствам парень с сачком из “Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен” в тайном дзен-марксистском монастыре в Эстонии. Кроме того, я понятия не имею, как играть в форумные ролевые игры. Не шучу. Чтобы я был хоть немного полезен, кому-то придется меня научить.
Участие в сюжете: См. выше. Я бы хотел быть полезен Эльзбет и компании, но есть нюанс.
Связь:
— Почему я?
— Потому что ты чёрный, — ответил Ганнибал с достоинством античного царя. Да он и был царём, он и был живым экспонатом ушедшей эпохи, белым африканцем до кончика сигары, персонажем плохого кино и ещё худшей жизни. — Нет, без шуток. Это сразу отводит огонь от твоей задницы. Взять нас с Уолли — мы белые наёмники, проклятые расисты и майти уайти, нас все ненавидят. Зачем, по-твоему, мы поставили тут чёрное правительство? Вон, американцы до того же додумались. А ты — чуть что, разыгрываешь старую добрую карту расизма, и сразу все вокруг козлы, а ты Фанфан Тюльпан. "Мистер Масани, а правда, что вы ели людей?" — прогнусавил он, разыгрывая пантомиму. — "Лучше напишите, что я ебу обезьян. Отжариваю их в сраку. Если уж решили дать волю стереотипам, не останавливайтесь на полпути".
Сегодня он сочиняет за тебя текст, Винни, а завтра руку в жопу засунет и будет давать представления. Саймон неплохой парень, но он не Ганнибал — он Наполеон. С грандиозными не по возрасту планами и амбициями. И закончит свои дни на какой-нибудь Святой Елене, запоздало вспомнив, что смертен.
Но не ты, Винни. Ты будешь жить вечно. Только не дай втравить себя в сто дней славы.
— Ну и плюс, — продолжал Монтгомери, — пока у "Ангелов" действует аккредитация, тебе гораздо проще оформить въезд в Штаты.
— А твои друзья не обидятся, что вместо Цезаря приедет Отелло?
— Отелло лучше всего, — Саймон притушил сигару. — Он цивилизованный варвар, а значит, найдёт общий язык и с пурпурными римлянами, и с бешеными галлами, — он кивнул на россыпь фотографий на столе. — А некоторых моих друзей давно пора придушить. ЦРУ ведёт дела так, как привыкло ещё в прошлом веке — без спросу спускает в рот и велит глотать. Это не бизнес, это игра в одни ворота. Нам нужен готовый фейрум, качественный продукт, столько, сколько сможем себе позволить. Наши фейрщики варят ссанину, да и откуда бы им набраться мастерства, когда сырьё попадает к нам по капельке с хозяйского стола. Нам нужен новый канал импорта — если завтра Конгресс прикажет шмонать самолётики с красным крестом на борту, мы в жопе. Нам нужен выход на новые рынки — в первую очередь Ближний Восток, самый жирный джекпот, голодный мешок нефтяных баксов, в который уже не лезет ничего, кроме фейрума. Считай, это командировка. Отдохни, присмотрись — кого можно подмазать, кого прогнуть, кого к сердцу прижать или к чёрту послать. Привези мне Нью-Йорк, Генерал.
— Твоими бы устами да хуй сосать, — Масани не стал делать вид, что перспектива фейрумной Африки ему не нравится. Не такой фейрумной Африки, которой грезил Саймон, не его маленькой белой империи с видами на ближневосточную нефть. Божий дар должен принадлежать каждому. Нет, Африка Винсента Масани причастится кровью Христовой. Подобно Страшному суду, фейрум способен отделить грешников от избранников Божьих. Очистить землю от недостойных и подарить её новому человечеству. Русским, американцам, европейцам, им всем придётся подыскать себе новый нужник.
Славно побыть Наполеоном хоть минуту, но если увлекаться, окажешься там, где сидят все Наполеоны, так что Винсент снова стал Отелло:
— Так кто в каком углу и в каких трусах?
— В пурпурном углу у нас кружевное бельишко, — Ганнибал развернул ноутбук.
— Сладкая, — сдержанно оценил Масани.
— Сначала попробуй, потом болтай. Эта милфа играет в старомодную мафию, но, судя по расплодившимся конкурентам, проигрывает. Так что или сделай из неё Донну Корлеоне, или пусть мафия засыпает навсегда. Тем более что в пятом углу у нас настоящий чикагский гангстер. Тёмная лошадка, буквально только что нарисовался, но уже в красных тонах, — клик.
— Педик какой-то.
— В жопу предрассудки, прости за каламбур. Лошадка уже в гонке, надо или делать ставку, или пристрелить. А, ну и в ссаном углу вот этот поц, — клик. — Говорят, ёбнутый, как Багз Банни под коксом. Впрочем, русские в Штатах уже пробовали этот стиль в девяностые. В итоге все самые дерзкие bratki лежат на еврейском кладбище, а в десятке ФБР который год подряд жирный гондон, наварившийся на схемах с недвижимостью. Ещё ходят слухи про какого-то гениального фейрщика. На кого бы ты ни поставил, я хочу этого типа.
Ганнибал хочет всё самое лучшее. Наверное, когда ты одинокий старик с золотыми часами, не умеющий в жизни ничего, кроме войны, только в этом и находишь утешение. Потому что война — неверная подруга, рано или поздно она уходит к молодым.
— Ну и да, это не военная операция, поддержки с воздуха не будет, и карточки "бесплатно выйти из тюрьмы" тоже. Когда друзья из ЦРУ поймут, что Отелло хочет их поиметь, они не только помогать не станут, они могут и Дездемоной сделать втихаря. Не переоценивай нашу дружбу.
Нашу с тобой, Ганнибал, или твою с ними? Но Масани оставил вопрос при себе.
— Да, и бога ради, переоденься! И смех, и грех.
Винсент опустил глаза на заляпанный кровью пиджак. Надпись на бейджике среди алых брызг гласила:
ВИНСЕНТ МАСАНИ
"Ангелы против насилия"