Ничего тебе, девочка, не осталось
Кроме жгучего холода и скитаний

Его. Больше. Нет. Его. Больше. Нет. Его. Больше. Нет.
По слову в такт тому, как качалась шея лошадки Эльзбет, и по кругу часами и днями. Одна мысль, одна правда и один отказ поверить, что Мастера больше нет.
Когда Лиззи узнала об этом, она, и без того закрытая, спряталась так глубоко, что даже Штефан с ней говорил все меньше и меньше с каждым днем, ведь она не отвечала ему. Не разговаривала Франке и с людьми вокруг, разве что самую капельку с согильдийцами. Пока они ехали к Разлому, девушка жила на автомате, действовала больше рефлекторно, и чувствовала себя глубоко несчастной.
Потому что если бы не она, он был бы жив. Рихард был бы жив, и уж он-то был бы куда полезнее своей слабой и неуверенной ученицы.
"Лиззи..." - вздохнул внутри ее головы дух.
Девушка прерывисто вздохнула, встряхнув спальник, который достала из седельной сумки и принесла в свою платку. Кажется, она снова задумалась, пока расстилала его, и долго просто стояла, пустым взглядом глядя в никуда. А потому мелко вздрогнула, пропустив то, как Филтиарн подошел и встал рядом.
Вскинув взгляд на голос, Лиззи сквозь ткань палатки посмотрела на Линшеха. Посмотрела внутренним взором мага крови, и её глаза полыхнули алым, как у хищника, выбежавшего на свет. Сердце Филтиарна билось ровно, и кровь беспрепятственно бежала туда и обратно по венам и артериям, заполняя мельчайшие капилляры. Это было красиво, как прибой. Это было страшно, как полуночный кошмар. Эльзбет тихо втянула в себя воздух, до боли наполнив легкие.
За Линшехом в отдалении ходили такие же, как он, фигуры из дышаших алых нитей. Это солдаты разбивали лагерь - готовили еду, распрягали коней и переговаривались, стоя в карауле. Лошади, что были уже стреножены, рыли носами снег и, фыркая, искали под ногами жухлую траву. Варг ходил по опушке леса. В ветвях над ним притаилась полузамерзшая белка.
Капля усилия, и Лиззи могла увидеть всякое живое существо в радиусе сотни метров. В этом было её искусство, её работа и ее суть, да только в глубине души Ловчая никогда не переставала себя бояться. И всегда старалась быть лучше магов из страшных сказок, да только вот...
Франке моргнула, и все прошло. По рукам и спине до самого основания черепа пробежал острый холод. Чем ближе был Разлом, тем страннее Лиззи ощущала свою магию. Иногда казалось, что она становилась сильнее, иногда - что почти потухала.
Штефан в такие моменты ворчал дольше обычного.
Чуть помявшись, Эльзбет одной рукой застегнула заколку плаща на горле, а второй взяла лук и стрелы.
- А можно? - спросила она, откинув полог палатки и выбравшись на свет. В ее голосе, как обычно тихом, мягком, прозвучала невольная печаль с капелькой иронии. А можно ли - отпустят ли её из лагеря, выпустят ли из-под надзора? Конечно, из Верейна бежать было особо некуда, но все же. Лиззи прекрасно и сама понимала, что ею дорожат не меньше, чем боятся, и не хотят потерять до ключевого момента. Это было настолько очевидно, что ей было даже не страшно спать по ночам в окружении стольких мужчин. Никто бы не тронул её, как бы ни свербило.
Идти на поиски разнообразной живности Франке не сильно-то хотелось, а вот покинуть лагерь очень даже. Предложение Линшеха было отличным поводом. И было уже совсем не страшно умереть - страхи в Лиззи притуплялись горем. Все её эмоции проходили сквозь него, будто сквозь пуховую перину, и на этом пути теряли глубину и краски.
Так что ей ни до чего по сути не было дела. Ей было все равно.

Робкая улыбка осветила лицо Эльзбет. В этом был весь Линшех — вера в лучшее и очень хорошо подвешанный язык, выручавший не реже, чем оружие и навыки. Язык к тому же редко подводил, в отличие от веры. Лиззи иной раз думала, что в Филтиарне напоказ, а что — взаправду.
— Мы постараемся вернуться. — рассудительно кивнула Воробушек, отрешенно думая, что даже если и нет, то кто будет настолько хорош, чтобы отыскать в проклятом городе останки двух Ловчих. Тех самых ребят, что были здесь самые тренированные и опытные или же, за недостатком опыта, очень опасными и редкими магами. Эта была очень странная для Франке мысль, и она зацепилась рыболовным крючком за логику и самоощущение Ловчей, вспоров стройный ход размышлений. "Штефан!" — возмутилась девушка, тут же почуяв в своем сознании руку духа. Тот промолчал. Очень многозначительно, но все же промолчал.
Эльзбет запахнула плащ. Холодный зимний воздух щипал щеки и норовил пробраться ближе к коже и украсть чужое тепло в бессмысленной попытке согреться. Девушка больше ничего не ответила, лишь коротко согласно кивнула, соглашаясь с присутствием варга рядом. Возникший было вопрос, почему Келлахан не идет с ними, Франке оставила при себе.
Линшеху совсем не обязательно было показывать, где находится его питомец, Воробушек итак прекрасно чувствовала его горячую — горячее, чем у любого существа поблизости, — кровь. Варг встретил ее коротким взмахом хвоста, а Лиззи без страха положила руку ему на высокое плечо в знак приветствия. Зверь такого размера вполне мог унести на своей спине Линшеха и тоненькую Эльзбет, но она подумала, что было бы хорошо просто пробежаться. Всю дорогу ее заставляли ехать на лошади, к вящему сожалению обоих.
Чуть-чуть постояв в молчаливом ожидании, Лиззи вдруг прислонилась к варгу плечом и закрыла глаза. Теплый, жесткий и пахнущий псиной Пушистик был как окошко в прошлое, к котому Эльзбет могла прикоснуться и попробовать почувстовать, что она снова в Цитадели и что все снова хорошо. Она просто принесла ему немного еды и заснула у его бока, а все путешествие в Эренхаст и история с Разломом ей просто приснились.
Окрик Филтиарна разрушил тончайшую паутинку фантазии. Лиззи распахнула глаза и с короткой улыбкой покачала головой на желание варга пообщаться с ней, так сказать, поближе. Обычные животные, те же лошади, Воробушка не любили, и такая разница была даже приятна.
Вот только при виде солдат Эльзбет сникла:
— О... Хорошо... — вздохнула она. Трое мужчин тоже не выглядели сильно вдохновленными. В лицо Эльзбет не посмотрел ни один. Было бы куда лучше, отправься все туда, куда хотели и в желаемой компании, а не вот так. Франке отвела взгляд от эскорта и глянула на Линшеха. — А можно мне пешком?
Вопрос был капельку с подвохом. Свою скорость Лиззи людям фон Гесса еще не демонстрировала, и тонко интересовалась у друга, стоит ли открывать еще одну тайну.

Эльзбет тихонько вздохнула, опустила взгляд к земле под ногами и пошла следом за Филтиарном. Привычка держаться на полшажка позади не изменила ей и теперь, хотя она знала, что только мастер до конца привык к этому. Он всегда знал, что она рядом, прямо за спиной, и зачастую их совместный стиль работы строился именно на этом. Одной Эльзбет чувствовала себя неуверенно и незащищенно. Не в обиду Линшеху, но он не мог заменить Рихарда. Девушка то и дело поглядывала на Ловчего, догадываясь, что эта прогулка не просто так и призвана отвлечь их всех от мрачных мыслей. У каждого они были свои, но были наверняка и у самого Филтиарна. Вряд ли одна Лиззи слышала шепот интуиции, навязчиво повторяющей, что из этого похода к Разлому вернутся не все. А может, и вовсе никто.
Сглотнув горькую слюну, Лиззи обернулась на солдат, идущих в полутора етрах позади. Они старались выглядеть профессионально спокойными, но то и дело хмурились и переглядывались ну очень выразительно.
"Шибанутым Ловчим не сидится в лагере, побери их Морра!" — говорили их лица, — "Чтоб их, богомерзких!"
Идущий первым варг прокладывал им всем путь в снегу, облегчая дорогу, однако даже идти по его следам было не так уж и просто. Снег был мягким, совсем не слежавшимся. Напоминал белый пепел. Внутренне Эльзбет невесело улыбнулась.
Вдруг Пушистик остановился. поднял вышего тяжелую голову и понюхал ветер. И р-раз! Прыжком преодолев рассмотяние до деревьев, сломал широкой грудью сухую ветку и скрылся в чаще. С десять секунд было еще слышно, как он продирается сквозь лес, а после стало тихо. Лиззи недоуменно вскинула брови, на объяснение Линшеха не упокоившись до конца. Прислушалась, попробовав что-то уловить.
-...Далеко. Почти не чувствую. Но что бы это ни было, оно ранено. — девушка нахмурилась. — Линшех, я слышу свежую кровь.
Нет, это не несло беду варгу. Скорее всего, это правда был олень или лось. Вопрос был в том, что ранило зверя.
— Он убегает. Бежит на северо-восток из леса! О, Рейно! Там... Что-то огромное!
Инстинктивно схватившись за висевший за спиной лук, Эльзбет проследила взглядом за тем, что только она могла видеть за деревьями.
— Линшех, отзови Пушистика, если можешь!
Она бросилась вперед вдоль стены деревьев, следя, как четче становится картинка в ее голове, подсвечивая алым спотыкающееся животное, отчаянно пытающееся убежать, и вырисовывается силуэт вытянутого бескрылого тела с маленькой головой на длинной шее. Наперерез этим двоим широкими прыжками бежал варг, не по-звериному бесстрашный. Но он был воспитан Ловчим, и давно ничего не боялся.
Затрещали ветки и, казалось, сам лес. Воробушек остановилась, выдыхая клубы пара и только заметив, что сильно обогнала своих спутников. Пришлось жестом показать им, чтобы не бежали дальше. В метрах тридцати перед девушкой из-под покрова ветвей вырвался лось с роскошными рогами размахом с добрых полтора метра. За ним на слег летели капли крови, сбегая по задней левой ноге, где в бедре явно не хватало шматка мяса. Серо-коричневая шкура зверя лоснилась от пота, и он испуганно пучил черные глаза. Что бы ни гналось за ним, оно напугало его так сильно, что даже рана не останавливала зверя от попыток спастись.
Оно появилось следом с разницей в несколько секунд. Вытянутая змеиная голова на сильной шее, немного косолапые передние лапы с шипами на локтях и массивное тело. Увидев впервые такую тварь, можно было подумать, что тому никогда не догнать лося. Однако же, едва выбравшись из леса на открытую местность, та согнула мощные ноги и прыгнула. Тяжелая туша оторвалась от земли и приземлилась в паре метров за лосем, сотряся землю. Стало ясно, отчего тот до сих пор не оставил хищника далеко позади.
Пушистик выскочил из-под деревьев, и это отвлекло девушку от созерцания охоты. Она встрепянулась:
— Ван! Но почему он не в спячке..?
Драконид был существом теплолюбивым, и зимой мирно спал в вырытой норе. Но, видимо, не тогда, когда рядом был Разлом.
— Линшех, он ядовитый! Лосю конец, варгу нельзя трогать его мясо!

Морра! Морра, Морра, Морра, Морра!
Встретить такую тварь зимой подле города было антиподом удачи и заставляло задуматься, что же еще можно найти в окрестностях и что было бы, выползи драконид из леса посреди ночи. Хотя у Лиззи было ощущение, что они сами нарвались, решив сделать вылазку. И как назло нашли на свою голову работу, какой для трех-то ловчих могло быть много.
У Рихарда в такие моменты всегда был план. А самое главное — у него быть опыт, насчитывающий несколько десятков лет и бесчисленное количество побежденных врагов, и это даже не считая людей. Эльзбет была слишком юна, чтобы не теряться в бою. Она рванулась в сторону от пасти драконида, который был только рад найти добычу поближе и помедленней. Судя по цвету чешуи, перед ними была самка вана, а это вдвое увеличивало проблему. Она была крупнее и злее самца своего вида, и Воробушек предположила, что что-то нарушило ее спячку. Поэтому сейчас змеюка была не только страшно разозлена, но и голодна.
Палаш Линшеха оставил всего лишь царапину на шее твари и ее это, конечно, не остановило. Едва ли вообще та что-то почувстовала за пеленой ярости. Эльзбет тоже натянула тетиву и выстрелила, но промахнулась мимо желтого глаза. Наконечник царапнул надбровную кость драконида, но не пробил чешую, и стрела упала на землю. Её треск был неразличим в треске костей и доспехов человека.
Рейно. Лиззи совсем не желала им зла и смерти, они ведь просто исполняли приказ командира, а теперь...
— Прочь! Бегите! — Отчаянно замахала она двоим оставшимся, стараясь не слушать, с каким хлюпающим звуком ван поднялся на лапы, оставив под собой то, что было недавно человеком, а теперь — всего лишь месивом из плоти и костей. Её бы затошнило, но не было времени строить из себя неженку. И делать вид, что она не знает, как поступить.
Второй стрелой Эльзбет без запинки резанула по запястью.
Дракониды ей всегда давались непросто. Было очень сложно убить их быстро, ведь для урона такому зверю требовалось очень много крови мага. А чтобы ударить чисто и точно по сосуду внутри мозга, нужно было остановиться и сделать сложное плетение, такое узконаправленное, чтобы поразило строго выбранный отрезок сосуда.
Но к Морре вана!
Воробушек направила свою магию на людей и, изнутри похолодев, и бросила их на снег. Не тонко. Не точно. По ощущениям — словно уронив на них по шкафу. Зато так они избежали размашистого выпада твари, которой все было нипочем. Тренированные солдаты не были научены драться с подобным, и реакция у них была не так быстра, как у Ловчих.
Подбираться к брюху, испачканному в останках человека, показалось Лиззи плохой идеей. Все равно что посмотреть, как кто-то прыгнул с моста, а потом прыгнуть следом.
— Лучше шея! Я попробую... заставить...его застыть!
Пришлось порезать и вторую руку, чтобы просто захлопнуть пасть вана. Сосуды на его челюсти начали лопаться, и кровь закапала из-под чешуи. Драконид замотал головой, поворачиваясь. Его хвост со свистом рассек воздух, и Эльзбет пришлось отпустить магию, чтобы рухнуть на землю. Иначе бы у неё ничего не осталось от ребер.

Стоило хвосту пролететь над головой, как Эльзбет вскочила, рукавом стерев с лица снег и оставив его таять на волосах. Оба запястья кровоточили, но этого было мало, чтобы победить сопротивляемость такой махины. К счастью, солдаты успели отбежать, да только Лиззи хотелось заорать на них, чтобы двигались быстрее и не оставались бы поблизости. Или они не видели, как драконид умеет прыгать на расстояние в три собственных корпуса?
Слова Линшеха на этот раз имели для Эльзбет смысл, и она тоже пожалела, что Келля нет с ними. Именно против вана его магия была бы как нельзя кстати. С ним они бы не старались сейчас проявить чудеса эквилибристики и показать кровавый салют. Ледяная игла в мягкое подбрюшье, и дело с концом.
Выпустив еще две стрелы, Воробушек чудом не попала в снова бросившегося в атаку варга и, на этот раз разозлившись на непослушного Пушистика, чуть ли не прикрикнула на него. Хотя раз уж варг не слушал собственного хозяина, с чего бы ему слашать какую-то девчонку?
На этот раз стрелы увязли в шеи драконида на расстоянии с два десятка сантиметров друг от друга. И даже этого вместе с ударами Филтиарна было мало. Ван, скинув Пушистика, нацелился добить его, и стрелы с палашом не были в состоянии остановить его достаточно быстро.
Дальше пришлось действовать рискованно. Рихард бы убил Эльзбет за такую выходку, но что она могла поделать? Её магии не хватало для действенной атаки, только для защиты. Поэтому с варгом она поступила также, как до этого с людьми, за той лишь разницей, что заставила остановиться. Со стороны выглядело, будто он сделал это сам, наконец проявив послушание. О воспитании своего питомца Филтиарну стоило бы задуматься.
Воробушек бросилась дракониду наперерез, встала перед варгом и выстретила прямо в нос вана. Наконечник стрелы пробил насквозь мягкую зубу, залив оскаленные зубы кровью. Она была бесполезна, увы. Кровь тварей плохо слушалась мага, будь она внутри его тела или снаружи.
Зато стрела оказалась достаточно больной, чтобы переключить внимание вана с варга на девушку.
"Ох, Штефан! Пусть твой дар не подведет!" — подумала Лиззи отчаянно и бросилась на юг, оглядываясь.
Не было смысла объяснять Линшеху, кто здесь будет убийцей, а кто — приманкой.
Озеро могло бы в теории сработать, ну а если нет, то что ж. Эльзбет не так уж и много держало в этом мире.

Нестись стремглав через темный лес, слыша лишь свое дыхание, да треск веток за спиной, — испытание не для каждого. Лиззи бегала очень, очень быстро. Нечеловечески быстро. В эту секунду это спасало ей жизнь, но также грозило спешно ее прервать. Один незамеченный корень или скрытая под снегом ямка, и никакая магия не спасет Ловчую от перелома шеи.
Но такими они были, эти Ловчие: бесстрашные, безрассудные и совершенно отчаянные в момент, который можно было назвать лишь критическим. Когда твоих сил, подкрепленных еще силами существа из-за грани и накомпленным опытом, и то не хватало для победы, приходилось иной раз выходить за рамки собственных границ, отбрасывая любое чувство, кроме жаркого желания выжить и победить. Выиграть битву с очередной морровой тварью и бросить кости так, чтобы и саму смерть обыграть.
Несколько раз Эльзбет ударялась о стволы и ветки, спотыкалась, падая на колени и царапая ладони, оставляя на снегу кровь из порезанных запястий. И каждый такой раз девушка вскавивая и бежала дальше, в такие секунды обясь оборачиваться. Если драконид настигнет ее, то она не хочет, чтобы последним, что она увидит в жизни, была его пасть.
Просвет среди деревьев показался счастьем, а выбежав под небо, Лиззи нервозно обрадовалась пустынному пейзажу заснеженного озера, скованного льдом. Со склона под откос она сбежала еще быстрее, вспарывая снег и оставляя за собой широкий след. Тогда драконид прыгнул за ней и почти настиг — на шее она ощутила его горячее дыхание, смердящее затхлой старой кровью. Но Воробушек дернулась левее, и ядовитый коготь легко распорол капюшон её плаща, не задев голову.
Под ногами девушки уже заскрипел лед, и она, помня о том, что зверюга по плану должна этот самый лед сломать, бросилась дальше к центру озера. Обернулась лишь тогда, когда поняла, что за ней больше не гонятся так упорно.
Было даже интересно, как в умишке разъяренного раненого вана сработал инстинкт самосохранения и почему с Ловчими того же не произошло.
Вот показался Линшех, и понесся прямо к Лиззи, засвистел. Она же испугалась:
— Линшех! Что ты делаешь, уходи! Я еще успею убежать, а ты..!
Она никогда не обращалась к согильдийцам по именам. Ни разу. Она всех звала "мастер", а дальше по фамилии. Почтительная, старательная девочка. А тут вот так сразу — Линшех. Однако он был уже на озере, и еще немного, и весь план бы пошел гулю под хвост.
Мотнув головой, Эльзбет снова выхватила лук и снова выстрелила. Если они два дурака, то пусть уж играют по-крупному.
Ван зло взревел, подогнул сильные задние лапы и прыгнул. Лиззи метнулась с его пути. Тяжеленная туша рухнула на лед, и тот не просто пошел трещинами, но ушел вниз под воду вместе с драконидом, а высокие поднятые им волны разбили и подбросили льдины вокруг, ломая безмятежную гладь.
Когда из-под ног ушла опора, Воробушек поскользнулась и упала, ногтями хватаясь за край льдины. Но тот отделился от остальных, закачался под весом девушки и, не выдержав, перевернулся.
Франке с головой ушла в ледяную воду. Мгновенно сковало каждую мышцу и парализовало каждый орган. Только разум отчаянно бился: не хочу умирать. Не хочу!

Храни Рейно Пушистика, его хозяина, хозяина его хозя... В смысле, всех его прародителей до седьмого колена и дальше!
Не появись варг так вовремя, Эльзбет пришел бы конец. Тело одеревенело, а запертый в нем разум, как ни бился, уже начал погружаться во тьму. Печально было бы найти себе такую могилу, разделив ее с ваном и навсегда оставшись неупокоенной.
Но резкий рывок вверх, и оказывается, что мгновение назад недостижимая поверхность была все время так близко. Лиззи вынырнула, с жадностью и хрипом вдохнув воздух, который обжег легкие. Тяжелый плащ, намокнув, тянул обратно в глубину, а застежка на горле больно врезалась в кожу. Эльзбет, зашляя, попыталась растегнуть ее, но мокрые пальцы скользили по железу. Пушистик же, не переставая, тянул девушку к берегу, и затолкал на лед, где она и рухнула. Потеря крови, долгий бег и холод лишили Воробушка сил. Вокруг же уже вовсю наливалась сизо-черным ночь.
Как хорошо, что Линшех жив. Лиззи хотела было спросить, как он выплыл, но зуб на зуб не попадал. На морозе одежда, казалось, становилась еще холоднее и тяжелела, замерзая. Когда Франке нашла в себе силы приподняться на локтях, оставляя на льду розоватые потеки вяло текущей из порезов крови, оказалось, что ее левый бок уже примерз ко льду, и отрывать промерзшую ткань пришлось силой.
— Д-д-а... Ил-ли зам-мерз-нем... д-до...смерти... выдавила Воробушек кое-как. Перчаток на ней не было, и пальцы на кончиках были уже заметно побледневшими, хотя кожа на тыльной стороне ладоней была ярко-розовой. Её подергивало, как и щеки и, кажется. даже веки.
— Н-нам нужен... огонь...
Девушка встала на четвереньки, потом поднялась, пошатнувшись. Да уж, когда и если фон Гесс и Келлахан узнают, что с ними приключилось, не сносить им головы.
Сжав руками тяжелую голову, Лиззи попробовала успокоить дыхание. Если она сейчас не разгонит кровь по их с Филтиарнам жилам, то обморожения не избежать ни ему, ни ей. Но как же это бесконечно сложно.
— П-прости... если б-будет больно.
Девушка прислонила к губам правое запястье и высосала немного собственной крови, сейчас равнодушная к тому, сочтет ли согильдиец это мерзким или странным. Но по крайней мере это позволило Воробушку сделать плетение и кинуть на него, разогнав кровь и ускорив сердце. Наверняка все в Линшехе сейчас вспыхнуло огнем, как бывает, когда из холода приходишь в тепло, и миллиард иголочек воткнулся в каждый миллиметр его кожи.
Еще немного крови, и Эльзбет проделала то же самое с собой. Это практичсеки уронило ее обратно на лед, так было больно снова почувствовать заледеневшие пальцы на ногах, кончики ушей и носа.

Отдышавшись от собственного упражнения, Эльзбет напомнила себе, что лучше минута боли, чем остаться без пальцев.
Крупная дрожь все еще била девушку, так что на прикосновение Линшеха и его слова она только кивнула, сжав крепко челюсти. Это, увы, не помогло. Она костями чувствовала, что все еще стучит зубами. Но теперь дрожали лишь сжатые губы.
Не без труда переставляя ноги, Лиззи шаркающе и как-то по-старушечьи доплелась до края озера, сразу чувствововав, когда под ногами оказалась земля, а не лед. На озеро она не оглядывалась, полагая вана мертвым. Теплолюбивый драконид вообще не должен был быть столь активен зимой, а уж купание в ледяном озере пополам со всеми нанесенными ему ранами должно было добить существо даже такого размера. Эта мысль заставила девушку посмотреть на Пушистика с некоторым волнением, но, к ее спокойствию, он не казался таким промерзшим и несчастным, как они с Филтиарном. Пусть его шерсть замерзала на ходу, а лапа болела, шел он куда бодрее людей.
На комплимент варгу Лиззи бледно улыбнулась. Конечно, не ломанись варг за лосем, и стычка с драконидом могла бы пройти совсем иначе или вовсе не начаться. Но, с другой стороны, не прыгни Пушистик за ней в озеро, Воробушек была бы уже мертва. А ей отчего-то стало вдруг неохота умирать. Её горя по мастеру случившееся никак не умаляло, однако же она — странное дело! — чувствовала больший вкус к жизни сейчас, чем за все время дороги к Верейну.
Молчанию, прерываемому только треском веток, Лиззи была втайне рада. Ей надо было немного помолчать и просто дать себе время вернуться в свое обычное состояние, поэтому она игнорировала даже Штефана, что все время от начала погони и до этой секунды трепался где-то на задворках сознания. Дух был сейчас очень зол, но у Воробушка правда не было сил слушать его и отвечать ему.
Наломав достаточно веток, они с Линшехом сложили костер на расчищенном от снега пятачке земли. Всего-то с третьего раза девушка смогла сделать искру, что подпалила ветки. Это, кажется, было одним из первых умений каждого ловчего-мага — уметь зажечь любую гадость, которая хотя бы в теории может гореть. А тут перед Эльзбет были даже не кости старги или старый балахон плакальщицы, а самые нормальные дрова.
Даже дым не остановил Лиззи от того, чтобы сесть к косту как можно ближе. Сначала это было неприятно — замерзшая одежда снова становилась мокрой, — но потом кожа вновь начинала воспринимать тепло. Постепенно Воробушек начала оттаивать. Ночь вокруг их маленького вынужденного лагеря казалась черной, стоило отвести взгляд от пламени, и даже Лиззи с её бесцветным зрением чувствовала себя запертой на малюсеньком островке посреди безбрежности.
Спустя время она заговорила первой:
— Вряд ли мы сможем вернуться до утра.

Покалывание от тепла костра было куда приятнее, чем насильственно заставлять кровь ускоряться и бежать по жилам вопреки всему. Лиззи, прижав ноги к груди и обхватив руками колени, протянула ладони к пламени. Оно было белым в её спектре, но она могла представить его желно-оранжевым, живым. Вздохнул где-то в голове Штефан. Франке позже ивинится перед ним за свое поведение, но сейчас ей бы хватило сил, чтобы забинтовать запястья. В схватке она не мешкала, когда нужно было разрезать кожу, и случайно царапнула лезвием по кости запястья, и сейчас это место наливалось тяжелой пульсирующей болью.
Девушка едва заметно поникла, когда Филтиарн согласился с ее, безусловно, разумными словами. Но отчего-то ей хотелось, чтобы он возразил и в своей обычной манере уверил, что все будет отлично и вот сейчас они встанут и пре-спо-кой-но дойдут до лагеря. где уже готов горячий ужин и головомойка от Келлахана. Версия "Я вас очень люблю, но вы идиоты".
Жаль, реальность была такова, что двигаться в путь по лесу, где может найтись еще один ван или еще какая-нибудь занятная зверушка, было бы верхом глупости. Как и отправлять куда-то хромающего Пушистика. Варги тоже смертны, знаете ли.
Эльзбет очень беспокоило, что посреди зимы им повезло встретиться с одним из самых теплолюбивых драконидов. Это говорило о том, что близость Разлома ставила под сомнение некоторые давно заученные и воспринимаемые как данность факты о тех или иных тварях.
Слова Линшеха отвлекли Лиззи от этой неспокойной мысли. Воробушек улыбнулась с внезапной ласковостью:
— Да. Я знаю.
Она поняла, конечно, что осталось между строк — "Мы поддержим тебя", "Мы ценим тебя", "Ты можешь с нами поговорить". Франке знала это и была благодарна, а еще была готова отвечать тем же. Все же Ловчие были семьей. Как и каждая семья, они порой переживали плохие и хорошие моменты, неизбежно ссорились, но друг за друга стояли горой. Иначе им было не выжить.
Но горе в душе Лиззи сплело собственную замкнутую паутину, и она не могла разорвать ее. Не могла заставить себя даже поплакать.
— Надеюсь, он не пойдет нас искать. Это опасно.

Неожиданное проявление заботливости сначала от варга, а потом и вовсе от его хозяина, поставило на миг Эльзбет в тупик. Всякое такое участие было им непривычно. Легче было броситься наперерез арбалетному болту или отдать руку на съедение баргесту, чем вот так взять и приобнять вдруг. Лиззи затихла, прижатая с одной стороны покрытым жестким мехом боком Пушистика, а с другой подпираемая Линшехом. Получился пчти что домик. Франке не рискнула лишний раз шевелиться, постаравшись только, чтобы голова ее не лежала всей тяжестью на плече Филтиарна.
В пляске огня ей померещилась картина, что рисовал в ее воображении Ловчий. На губах появилась улыбка — тень от тени её. Опыт общения Воробушка со слугами был невелик, если не сказать, что мал настолько, чтобы в принципе иметь право быть учтенным. И все же он, какой есть, вызывал в ней лишь неловкость. Ей не нужны люди, чтобы готовили платье или приносили еду. стоя за спиной. пока она ест. Было в этом что-то чуждое для девушки. Да и людей за спиной, особенно чужих, она не терпела.
Однако же сейчас, в эту минуту и в этом лесу, Лиззи подумала, что подыграть, добавив несколько мазков к фантазии Линшеха, не будет плохо:
— В саду можно будет выращивать полезные травы и продавать их. — отозвалась девушка, прикрыв глаза и представляя себе этот зеленый — не в пример Пепельным Холмам — кусочек земли. — И сделать маленький пруд, а рядом с ним — лавочку, чтобы летом читать там книги или просто сидеть и отдыхать.
О животных Лиззи была иного мнения. Все, начиная с лошадей и заканчивая самыми маленькими мышками, каких было полным-полно на проселочных дорогах у засеянных полей, от магов крови старались держаться подальше и не испытывали никакой радости, вынужденные с ними сталкиваться. Хотя Эльзбет хотела бы, чтобы у неё была кошка. Отчего-то именно она привлекала Ловчую, хотя ей не доводилось гладить котов.
— А как ты думаешь... — нерешительно начала Воробушек после короткой паузы, — мы сможем поставить в саду памятник...? Или просто табличку, знаешь, как в Кьересе на каменных стенах.
Памятник человеку, который вырастил её, который её выучил и который забрал с собой половину души, умерев.

Лиззи тихо прыснула. Коса и Линшех — тема для бардовской песни, какую, правда, поют для уже подвыпившей публики для поддержания градуса веселья. Картинка была столько уморительна, что развеяла на миг тяжесть на сердце, и Лиззи вздохнула полной грудью, собралась было ответить, но... Но вопрос Ловчего утроил груз вины за то, что не была рядом, когда все случилось; что не уговорила бежать вместе; что осталась одна жива.
Каким был мастер?
Лиззи закрыла глаза. Рука на все еще мокрых волосах не принесла облегчения. Даже стало отчего-то обидно — её утешают, как ребенка, и относятся, как к ребенку. Она, конечно, сама в этом виновата. Поставь Воробушек себя иначе, и мастер мог бы быть жив. Она бы просто отказалась ехать в Эренхаст и его бы не пустила. Тогда ничего бы этого не произошло.
— Он был... Он... — Франке сильно сжала зубы, услышав, как тоненько дрогнул голос. Это "был" в прошедшем времени воткнулось в самую душу, а повторять его — все равно что вертеть нож в ране. — Он был мне отцом. Куда лучше, чем родной, знаешь.
Воробушек могла бы сказать так много еще, но горло совершенно пережало. Шумно втянув в себя воздух, Лиззи сжала в кулаках влажную ткань штанов. Самообладание обязано было выручить её в этот момент и дать сил, просто не могло подвести!
Но подвело. Первыми затряслись губы, но Лиззи прикусила нижнюю изнутри, да так сильно, больно, словно воевала не с собой.
— Малышка. — очень ласково и от того странно обратился к ней Штефан, но вдруг, не договорив, был резко перебит:
— Я не малышка! Я уже не маленькая, Штефан! Хватит! Пожалуйста! Не надо.
— Он был самым умным Ловчим во всем замке. — с неожиданным жаром продолжила Воробушек вслух. — И вообще самым умным из всех, кого я знала. Для него не было невозможного, он всегда находил пути, о которых никто до него не думал. Конечно, он был строг, но еще очень добр. И внимателен. И всегда мог ко всем найти подход. И всех нас он любил! И жил бы...
Прерывистый вдох прервал тираду девушки. Она, понимая, что еще слово, и разрыдается, замолчала на полуслове.
Да, он бы еще долго жил. Обязан был! Но впервые подвел. И бросил.

Отредактировано Эльзбет Франке (2020-08-18 19:35:57)

Зачем они заговорили об этом? Эльзбет сжала зубы до треска и зажмурилась до алых кругов под веками.
В эту секунду принятия случившегося ей больше, чем что-либо, захотелось забыться. Спрятаться. Закрыть обратно сундук с воспоминаниями, откуда непрошеные воспоминания о годах с мастером глядели на Эльзбет осуждающе. "За что, - спрашивали, - ты спрятала нас сюда? Почему отгородилась?" И щерились тончайшими невидимыми иглами, угрожая впиться в кожу глубоко-глубоко, да так и остаться - едиными целым, истекающим кровью из сотен ранок.
Как же больно, как одиноко и страшно на самом-то деле ей, девочке, было остаться без того, кого назвала отцом.
Воробушек расплакалась тихо, не сумев даже собственное горе выразить так, чтобы мир услышал. Она плакала, давя всхлипы, сквозь марево слез глядя на причудливый танец огня и глотая кровь. Кровь..? Откуда? Ах, из прокусанной губы...
Когда-нибудь, если ей суждено жить, эта волчья тоска и безнадежность сгладятся и станут, как и все до них, кирпичиками воспоминаний. Но пока что они мучительны.
Лиззи закрыла лицо руками, сгорбившись и на слова Линшеха только кивая. Слезы рано или поздно иссякнут, и наверняка позже она пожалеет о своей слабости. Никто не должен был видеть её слез, и даже мастер редко видел, чтобы она плакала. А ведь, будучи вдвое ниже ростом, и потом, подрастая, нет-нет, но плакала Воробушек в худую подушку. Одна. В тайне.
- Я просто... хочу домой. - сквозь слезы и печальную, кривоватую ухмылку человека, признающегося в собственном бессилии, призналась Франке тихо.
Хотя "домой" было определением, отныне не значащим ничего. Привыкшая следовать за Рихардом, Эльзбет представляла его, думая о доме, а не высокие стены Аэтадда. А теперь-то, выходит, и дома-то нет.

Успокаивающие слова Линшеха, призванные подарить Лиззи облечение и надежду на то, что когда-то станет легче, прибоем омывали её порядком уставшую от тоски душу. Набегали, подобно волнам, и уходили, ничего не оставляя за собой. Хотела бы она ему поверить - чистосердечно и безоглядно, вверить себя заботам его и Келлахана. Но не могла. Не верила, что она не будет лишней в их стройной связке, да и не хотела, признаться, снова повторять ошибку маленькой девочки, которая позволяет все решать за себя в надежде, что так будет правильнее и лучше.
Прошло время, когда Воробушек могла быть частью. Теперь ей - и эта правда пугала и колола - нужно быть самостоятельной. И никогда больше не забывать, к чему приводит мягкосердечие.
Нет, им не следовало пересекать имперскую границу. И, кажется, никогда Эльзбет не перестанет себя за это корить.
Она задержала дыхание, кулаками стерла слезы, стараясь поскорее убрать все их следы, все еще считая, что неправильно было вот так давать им волю. Однако немного, самую-самую малость, ей стало легче дышаться.
- Спасибо. Но я не хочу вам мешать.
Воробушек постаралась, чтобы отказ звучал как можно мягче, а еще чтобы не так уж и понятно было, от чего она отказывается - от места в палатке или сразу от всего предложенного. Пока это были очень далекие и очень туманные планы. До обещанной награды нужно было еще дожить. В тех условиях, в которых они сейчас оказались, уверенность в завтрашнем дне была непозволительной роскошью. Эльзбет не была уверена даже в том, что они смогут вернуться поутру в лагерь, что уж говорить о большем.
А еще Воробушек поняла вдруг, что оставаться в Империи тоже не то, чего она желает. Только не в этой стране. Нет, ей бы уехать куда-нибудь далеко-далеко, поселиться в деревеньке, как та, в которой она родилась, и заняться простым и полезным делом. Лечить людей. Забыть о том, что была Ловчей, и применять полученные от мастера навыки так, чтобы быть в мире с собой и с его памятью.
Возможно, никогда больше не увидеть Аэтадд.
По возникшему чувству сосущей пустоты в голове там, где обычно "жил" Штефан, Эльзбет поняла, что он шокирован мыслями, к которым она пришла, и пока не нашелся даже, что сказать. Он ведь явно не такой жизни ждал, когда условился разделить с Лиззи все отпущенные годы, смотреть ее глазами и питаться её впечатлениями, как собственными.
И Лиззи встряхнулась, закрыв на миг покрасневшие глаза.
- Как думаешь, что будет там, у Разлома? - тихим голосом спросила она, не желая больше бередить свежие раны.